Немое кино без тапера - стр. 9
Его призвали поздно, в двадцать семь, отловили после автодорожного, но он, в отличие от многих, от повестки возликовал. Она – тупо, наверное – приревновала его к армейскому монстру, разговорам о котором не стало конца. С растущим энтузиазмом он напялил на себя х/б и взял в руки «калаш». «Зачем тебе туда, Леша?» – спросила она. «Хочу пострелять. Подраться и вернуться человеком». «В нем слишком много жизни, – подумала тогда она. – Меня ему мало».
Память – подлое устройство, зачем она хранит то, что совсем не хочется вспоминать?
Расстались до обидного буднично, у военкоматского автобуса, что увозил ребятишек на сборный пункт. Слез не было, гремела какая-то музыка, витал всеобщий духоподъем. «За Россию, орелики!» – озоруя, выкрикнул Лешка. «За Россию!» – охотно подхватил народ, и даже те призывники, что дрожали и трусили, и провожавшие, и зеваки прохожие, наблюдавшие за церемонией как за театром. «Ура!!» – вскинув кулак, поддал адреналина толпе Лешка. «Ура-а!» – разнесся всеобщий ор, и распахнулись рты, напряглись шеи, осатанели глаза. Уезжавший автобус, его рука из окна, его пальцы, выставленные рогаткой, означавшей победу, – последнее, что она запомнила. Вечером купила карту России и закрасила на ней красным ничтожно малую клетку – Чечню.
Он обещал вернуться, и она знала, что он вернется, раз обещал. Поначалу писал – три его письма из учебки до сих пор при ней, даже дважды звонил, а потом вдруг умолк и канул. Месяц, два, три – ни вести, ни звука. Она помнит, как оглоушила, как напугала ее внезапно свалившаяся тихая пустота, как маялась она по углам, не могла ни спать, ни есть, ни ходить на занятия, ни смотреть на краски – думать ни о чем, кроме Лешки. Родственников его не знала, не успела познакомиться. Писала сама – без толку, обратилась в часть – не ответили, мало ли девчонок у храбрых воинов? Всем не отпишешь. Однажды, разревевшись, призналась во всем отцу и маме, и отец, через свои связи, организовал запрос на Алексея Реброва из военкомата. Через неделю, кажется, из Чечни пришел четкий ответ от командира части, полковника Шерстюкова. «Рядовой Алексей Ребров пропал без вести при выполнении боевого задания». Она недоумевала, даже слегка радовалась сперва: «Папа, что значит „пропал без вести“? Значит, не погиб? Где-то в чеченских горах заблудился и найдется?» Помнит, как отец нахмурился и ответил, что «пропал без вести» значит пропал без вести. Что это такая форма, когда хотят сообщить… что, скорее всего, Алексей не жив.
Все. Двадцать его, их общих фотографий остались у нее от того, что было больше любви. Заурядная история новейших времен. У женщины отняли мужчину. По чьему наущению, по праву какой зверской власти? Ради чего? Чтобы линия границы на карте прочерчивалась несколько южнее? Ради этого?
Прохладная махра полотенца прильнула к лицу и долго его умягчала.
Года через два после Лешки она снова стала поглядывать на мужчин. Ей не очень-то везло. Молодняк для нее уже не годился, среди свободных сорокалетних выбор был невелик. Знакомилась, встречалась и разочаровывалась. «Хочешь по-серьезному? Давай», – сразу предупреждала она, но по-серьезному, то есть с последствиями, никто особо не желал. Одни оказывались слабаками – обсевками, не слишком заинтересованными в жене и семье вообще, другие – самовлюбленными туповатыми мачо, отбивающимися от бабьих телефонных звонков. Третьи – отвязанными одноразовыми козлами, четвертые оборачивались наркоманами, пятые – импотентами с голубоватым оттенком, шестые – извращенцами, выросшими на сладко-гадких закоулках интернета. Нормальных, пусть даже не очень умных, но уверенных, рукодельных и твердых, на чью руку можно было бы опереться по жизни, не попадалось. Возможно, потому, что время было такое: мелкое, мутное, мельтешное, возможно, потому, что в каждом она искала героя Лешку, а второго Лешку найти было невозможно.