Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941-1942 - стр. 20

Как только я начал ходить, меня отправили к себе в сопровождении охранника, которого я никогда раньше не видел. Он не задавал мне вопросов, а я ничего не спрашивал у него. Снова оказавшись в своей комнате, я увидел надпись, нацарапанную над своей кроватью: «Южный Штаблок – убийца моей юности». Усмехнувшись, я подумал удовлетворенно: «Георг, у них никогда не хватит сил, чтобы справиться с тобой».

В тот момент я был уверен, что все позади, но, как всегда, оказался не прав.

В комнате появилось устройство, через которое я мог слышать голос, обращавшийся ко мне и звучавший, как мне казалось, очень странно.

Внезапно раздался резкий стук, и от неожиданности я подскочил чуть ли не к потолку.

– Товарищ лейтенант Кириллов. Немедленно доложите о своем присутствии в кабинет.

Автоматически я вышел из комнаты и поплелся в злополучный кабинет, и с каждым шагом мое сердце стучало все сильнее и сильнее.

«Ради бога, только не все сначала», – подумал я.

Понимая, что можно ожидать чего угодно, я открыл дверь и заглянул. Психиатр, который сидел в большом удобном кресле, придвинутом к столу, грубым голосом велел мне сесть. На столе лежала целая куча кубиков, точно таких же, какие покупают детям. Ухмыльнувшись, я присел. Он тут же вскочил на ноги и заорал, как будто я был глухой:

– Ваше имя?

– Григорий Кириллов, – ответил я.

– Откуда вы родом? Ваша мать жива?

Я спокойно отвечал на все его вопросы. Он прекрасно знал, насколько болезненным был его последний вопрос, но я ни на что старался не реагировать и просто смотрел на него как на пустое место. Было нудно отвечать в тысячный раз на одни и те же вопросы. Их могли задать в абсолютно любой момент, ел ли я, спал или просто шел куда-то, поэтому я отвечал заученно одно и то же.

Затем он сказал по-русски:

– А теперь расслабьтесь. Представьте, что мы просто играем в интересную игру. Как будто эти кубики – дома, а вы должны разрушить их.

Теперь я уже не сомневался, что эта школа самый настоящий сумасшедший дом: сначала они пытаются вытрясти из меня жизнь, а потом хотят, чтобы я вернулся в беззаботное детство.

Но, несмотря на свои мысли, я придвинулся поближе к столу, ничего не говоря. Психиатр сидел напротив и чертил на бумаге карандашом какие-то фигуры, не собираясь прекращать. Когда мне это порядком надоело, я попросил его остановиться. И тут его словно прорвало. Он чуть не выпрыгнул из кресла, пронзительно крича мне, чтобы я не лез не в свое дело, а выполнял то, что мне было сказано. Но по крайней мере, он перестал чертить. Где-то полчаса я собирал кубики, а когда закончил, он посмотрел на мое произведение с усмешкой, а потом, чуть ли не пинками, выставил меня за дверь.

Оставалось только догадываться, что все это значило, хотя, скорее всего, мне никогда не доведется узнать этого, подумал я.

Возвратившись в свою маленькую комнату, я увидел майора, сидевшего на кровати. Он улыбнулся мне:

– Теперь вы точно никогда не забудете эту комнату. С этого дня я становлюсь вашей второй половиной, и вам предстоит общаться со мной, есть в моем присутствии, а также работать и отдыхать.

Он поднялся, и мы пошли есть. За обедом мы не говорили ни о чем другом, кроме как о подрывной деятельности и о русском и немецком вооружении. Он рассказывал мне, как устанавливать различные бомбы, в том числе и с часовым механизмом, похожие на яйцо, с маленькими часиками внутри, которые могут уничтожить целый дом. Здесь не было ничего сложного.