Нельзя прощаться - стр. 20
Его признание сродни удару под дых.
— В-ваши родители… Их нет в живых?
— Погибли в автокатастрофе, — голос Матвея звучит глухо, впрочем, как и мой. — Три года назад.
— Какой кошмар, — прикрываю глаза, чувствуя невероятную жалость к братьям Шаховым. В висках пульсирует, наверное, давление подскочило от волнения.
Кажется, теперь я начинаю понимать, почему Макс такой замкнутый, а Матвей — нестабильный. Поначалу я списывала все на то, что он еще совсем юный, а в этом возрасте парням присущи вспыльчивость и импульсивность. А сейчас… все встало на свои места. Почти все.
— Да, это был кошмар, — соглашается Матвей. — И он продолжается до сих пор. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу бледные лица родителей.
— Ты был там? В машине?
— Нет, я был на похоронах. Навсегда запомнил эти кадры. Макс был с ними, они ехали с какого-то приема, а я тогда остался дома, разболелся. Это случилось перед новым годом, — Матвей рассказывает мне все это, уставившись в одну точку. — Их занесло на скользкой дороге… Выжил только Макс. Отделался ссадинами, — горько усмехается.
Вспоминаю, что видела белесый след от шрама на правом боку Максима. Не успела спросить, откуда он, да и вряд ли бы услышала правду.
В груди появляется тяжесть и нестерпимо щиплет в носу. Поверить не могу в услышанное, это такая страшная трагедия, поэтому сложно реагировать спокойно.
— Ты разве не гуглила новости? — лицо Матвея искажается гримасой боли. — Не читала биографию Макса, составленную журналистами?
— Ничего не читала, — отвечаю, глотая ком в горле. — Я и подумать не могла… Господи.
— Расслабься, проверку прошла. Ничего ты не найдешь в интернете. Макс подсуетился, чтобы ни одной статьи не осталось.
— Зачем?
— Защитная реакция, — пожимает плечами Матвей. — Попытка прикрыть слабые места.
Кажется, припоминаю похожие слова от Шахова. Он пытался держать меня на расстоянии, объясняя все тем, что у него много недоброжелателей. Однако, теперь я не уверена, что именно было правдой.
— Только давай без этих взглядов, крошка, — удивительно, как Матвей держит лицо. У меня вот совершенно не получается, когда на душе полный раздрай. — Я сыт по горло жалостью окружающих. Как и их злорадством.
Нет сил, чтобы ответить ему. Киваю и подхожу к кухонному столу, чтобы налить себе воды. Патрик следит за мной, выпучив свои большие желтые глаза.
— После всего, что с вами случилось, — только сделав пару глотков, нахожу в себе силы, чтобы продолжить разговор. — Ты уверен, что Макс бы стал поступать так? Красть деньги, которые принадлежат вашей семье?
— Уверен, — почти выплевывает Матвей и поднимается с дивана. — Он даже в лице не изменился, когда мать с отцом в землю опускали. Через час уже решал какие-то дела от имени семейной фирмы, через день летел в Вену… Ты бы так смогла?
Мотаю головой, но, скорее, от того, что не знаю, как реагировать на слова Матвея. Видно, что у него накопилось очень много обиды на брата. И эта история с деньгами не совсем прозрачная, чтобы можно было трактовать ее также односложно, как Матвей.
— Черт, я же не собирался во все это углубляться, — Матвей со стуком оставляет стакан на столике, лохматит чуть отросшие волосы на макушке. — Ладно, крошка, прости, что загрузил тебя. Если честно, сам не ожидал, что все это расскажу. Есть в тебе что-то такое… Как будто к психологу на приеме пришел.