Нелюбим - стр. 38

Не успел он додумать эту свежую для него мысль до конца, как вновь раздался звонок в дверь, короткий и нетерпеливый. Тант вздрогнул и поморщился. Кто бы это мог быть, подумал, чувствуя, как охватывает его тревога. После всех явленных знаков в душе поселилось ощущение опасности. Но, пошел-таки открывать.

– Дядюшка Булль! – обрадовался Тант отставному историку. – Входите, что же вы стоите! Вот так сюрприз! Не думал, что разыщете меня здесь! С Новым годом!

Дядюшка снял очки и большим, красным в белую клетку, платком принялся протирать запотевшие стекла, рокоча, в то же время, по своему обыкновению:

– Здравствуй, дорогой! И тебя с Новым годом, значит! А я, между прочим, все знаю – что было, что будет… Кто и где – тоже знаю. Поэтому я здесь. Нет, не поэтому. Ты меня в дом не приглашай, некогда мне, поскольку очень спешу. Шел мимо, и вот, дай, думаю, зайду. По делу, по делу. Ты, помнится, газетками кое-какими интересовался, не так ли?

– Так, – кивнул Тант.

– Так… – повторил за ним дядюшка. – Тогда изволь взглянуть.

Он водрузил очки с круглыми выпуклыми стеклами на свой похожий на теннисный шарик нос. Потом торжественно расстегнул пальто и откуда-то из его необъятных недр извлек сложенный многократно газетный листок. Дрожащими руками Тант принял его и, развернув, прочитал со смятением название: «Вечерняя Звезда». А прямо под названием едва не на половину газетного листа расположилась большая фотография девушки.

«Где же ты, Ника?» – давила свинцом обреченности надпись сверху картинки.

– Ника! Откуда она у вас? – спросил Тант, не в силах оторваться от портрета. А сердце бешено колотилось в груди: она, она, она, – имея в виду ту, что прилетала к нему на шаре ночью. Потому что на фотографии запечатлена именно она, несомненно. И даже ничуть не изменилась, разве что у девушки на снимке, по сравнению с ночной гостьей, взгляд был совсем уж наивный. Когда, насмотревшись, Тант поднял голову, дядюшки Булля уже простыл и след. Как и с тем посыльным получилось, почему-то припомнилось. Что это за манера у всех такая появилась, исчезать незаметно? Неугомонный старик, подумал Тант, и тепло улыбнулся. Где только находит все эти вещи? И, обратившись вновь к газете, прочитал вслух:

– Где же ты, Ника? Ника…

Слова прозвучали, как прямой вопрос к ней. Это и был вопрос. Но девушка не ответила, да и как бы она могла его услышать, ведь пространства их, судя по всему, разделяли нешуточные. Пропасть их разделяла, если быть точными. Ника…

Закрыв дверь, он остался один на один с ее печальными и наивными глазами.

.8. 

Репортерская работа

Тяжек путь постижения истин необъяснимых, а всего трудней – тех, с самой сутью которых не в силах примириться душа. Суров и долог бывает путь к желаемой правде. А для успеха необходимы два неизменных условия, два родника неиссякаемых – вера и упорство. Без веры – усомнишься, без упорства – опустишь руки до срока, не найдя в себе силы продолжить борьбу.

Вера – и упорство!

Тант верил, словно в божество, в далекую, незнакомую девушку. Тем более что она являлась ему лично, и даже, чтобы не было сомнений, оставила в напоминание о себе кольцо. Не говоря о других знаках и явлениях. Правда, он воспылал огнем, готовый к подвигам великим. О нет, это был уже не тот юнец, неуверенный в себе и во всем сомневающийся, встречный ветер которого мог заставить отвернуть лицо, сойти с пути. Не юноша – но муж, почувствовавший крепость плеча своего, и силу духа.