Нелли - стр. 39

А она представила, как вниз летит с моста

Как над ней склонились скорой помощи врачи

И решила непременно будет жить до ста

У нее на это больше тысячи причин…

 — Давно, — мне стыдно, что я отвечаю на этот вопрос. 

Я не хочу об этом. Я не хочу сейчас, когда всё так прекрасно говорить, как всё будет плохо, когда он вспомнит. Я боюсь, что он вырвет из моего уха наушник вместе с “Городом 312” и его девочкой, которая хотела счастья, а я терпеть эту песню не могу за наивность, но всё равно она сделала внутри теплоту. Я хочу, чтобы он сейчас ничего не спрашивал.

 — Почему? Я плох? Не верю. Мы не подходим друг другу? Ты меня не хочешь? Ты мне изменила? 

 — Почему сразу я? — Он перебирает мои косы, будто кошку гладит, я нежусь и поворачиваю голову навстречу его тёплым пальцам. Его колени касаются моих. Это как раньше. 

 — Я бы… не смог, я думаю. 

 — Думаешь?

 — Не говори, что я это сделал. Я прыгну с крыши. — Он не смеётся, приближается к самым губам, но отстраняется. Это всегда бесит, и он давно меня не бесил тем, что откровенно дразнил. 

 — Нет, никто не изменял.

 — Аллилуйя! — наше словечко из времён, когда у “Братьев Грим” вышел альбом “Крылья Титана”. Это был две тысячи десятый, Соня хорошо засыпала в машине, и мы катались иногда по городу и слушали музыку. 

 — Что тогда? Тебе со мной плохо? Расскажи.

 — Зачем?

 — Нет ничего более соблазнительного, чем разговоры о сексе. Разве нет? 

 — Но не с тем, кого ты трахаешь уже десять лет, — смеюсь я, и он резко останавливает мою голову на месте. Я встречаю взгляд его глаз. Они всегда очень тёмные, темнее шоколада. В сочетании с алебастровой кожей — слишком яркие. 

 — Десять лет. Ты мне принадлежишь так долго, — шепчет он, и мне хочется выть. Вот бы он все десять лет так смотрел на меня и такие слова говорил. Что я его. Что я ему принадлежу. — Не увиливай.

 — Нет, мне не было с тобой плохо… Мне было хорошо. 

 — Как?

 — Хорошо, — я краснею, мы с Марком о таком говорили первые пару лет, потом — нет. Потом мы стали знать друг о друге слишком много. 

 — Лучше, чем с собой? — он знает, что говорит ужасные пошлости, и не сдерживается от улыбки, а я уворачиваюсь, потому что щёки горят. Не могу объяснить почему. Я смелая в постели, меня трудно смутить, но сейчас кажется, будто он мальчишка, который смеётся надо мной, и это тоже своего рода кайф. Но кайф странный, трогательный и заставляющий краснеть.

 — Что это вообще значит? 

 — Ну знаешь. С самой собой. Ты же хорошо должна знать своё тело, — он скользит ладонями по моим бёдрам до края шорт. Потом обратно, но уже растопырив пальцы так, что они обхватывают почти всю доступную для обозрения площадь. — Ты стройная, такая тонкая. Чем ты занимаешься?

 — Я инструктор по йоге. 

 — Такая вредина и колючка учит гармонии и спокойствию? — его брови ползут вверх. Он знает, что цепляет меня.

Как же горько, что забудет это! Забудет! Забудет!

 — Забудешь! — говорю вслух, и он взглядом спрашивает, о чём речь. 

 — О чём?

 — О том, какой ты бесячий нахал, — отвечаю ему и притягиваю к себе за край футболки. — Хочешь историю? — моя смелость не знает границ, но он меня, пожалуй, убедил, что я могу ему доверять. — Однажды мы занимались сексом на этой лавочке. 

 Он рад, он заинтригован и, сдерживая улыбку, кусает губу, а потом согласно кивает, мол,