Неладная сила - стр. 48
Сколько же их здесь! Целая деревня сгорела! Над пожарищем висело плотное облако вонючего дыма. Из людей – никого. Куприян вертел головой, пытаясь понять, куда же вышел. Что за деревни в этой стороне, за Игоревым озером? Блазниха, Велебицы? Радобужи, Мокуши? С какой же такая беда приключилась?
Расположение погибших дворов показалось вдруг знакомым. Куприян гляделся и схватился за голову.
Это же Барсуки! Его собственная родная деревня! Как же он сумел обойти озеро и встать на прежнюю дорогу? А пока он ходил, Барсуки сгорели!
Не помня себя от ужаса, Куприян двинулся вперед. Угли шипели под его мокрыми кожаными поршнями. Один двор, другой, третий… Ему приходилось огибать какие-то груды мусора, наваленные на прежней улице… и вдруг он понял, что это не просто какой-то обгорелый хлам – это тела. Мертвые тела. Одни сгорели в уголь, другие обожгло – сквозь черную гарь проглядывали кости, – а иные оставались почти неповрежденными. Кое-кого он узнавал. Вот дед Быльча, вот тетка Хавра… Кузнец Великуша… от него осталась половина. Верхняя часть тела была почти целой, а ниже пояса имелся небольшой обугленный обрубок. Куприян зажмурился и торопливо прошел мимо.
За Левашовым двором находился его собственный. Едва приблизившись, Куприян остановился, будто ступил в капкан. Его двор и все постройки тоже обратились в угли, а перед бывшими воротами лежало несколько тел.
Устинья… Оторопев, Куприян рассматривал родное лицо – совершенно целое, только немного закопченное, так что белая кожа стала серой. Она была мертва, как и все остальные. Мертвые руки держали у груди новорожденного ребенка. Выпучив глаза, Куприян пытался понять – откуда дитя? Чье? У них на дворе такого нет! Вдруг заметил, что вокруг Устиньи лежит еще несколько маленьких тел – два, три… Две девочки и мальчик, лет от семи до трех…
Чур со мной! Ужас достиг наивысшей точки и опал. Это видения, сказал себе Куприян. У них в семье нет детей, откуда они возьмутся у бобыля и незамужней девушки? Это морок. Блазень. Черное болото знает, что опытного ведуна не напугать зверями и чудовищами, ни волками, ни змеями, и показывает ему самое страшное, что может быть для человека – гибель родной деревни, дома и близких. Не только тех, кто уже есть, но и и тех, кого только мечтал увидеть в будущем. А Устиньи сейчас и нет Барсуках, она в Сумежье, у Еленки. Там за ней смотрят…
Куприян стоял, опираясь на посох и переводя дух. Откуда же все-таки эти дети? У него никогда не было никаких детей, у Устиньи и подавно…
Пока он думал, в груде тел возникло движение. Куприян вновь насторожился.
Мертвая рука отодвинула младенческий трупик с груди. Куприян подался назад и перехватил посох как дубину.
Покойница с обликом Устиньи медленно села. Задергалась, отодвинула тела двух детей постарше, навалившихся на нее. С трудом встала, путаясь в распущенных волосах. Потянула руки к Куприяну…
Глаза ее были закрыты, лицо неподвижно. Тонкие, такие знакомые руки шарили по воздуху. На Куприяна напало оцепенение. Он понимал, что стоило бы бежать от нее, но не понимал – куда? Надо плюнуть вперед – за слюну она не перейдет, – но во рту пересохло. Сосредоточив на этом все силы, он приподнял посох и провел перед собой черту – под самыми ногами у покойницы.
Она дрогнула и встала, наткнувшись на незримую преграду. Зашарила руками по воздуху. Сдвинулась в сторону, пытаясь обойти эту стену. У конца черты она снова подалась к Куприяну – и он, за эти мгновения опомнившись, вскинул посох и со всей силы ударил нежить по голове.