Неладная сила - стр. 43
Еленка помолчала и переменилась в лице.
– Умер он страшной смертью… – прошептала она, не поднимая глаз. – И погребения ему нет. Я знаю… где его кости, но пойти туда… нет таких сил человеческих. Но тебе хочу сказать. – Она все же пересилила себя и взглянула на Куприяна. – Ты поймешь. Что, если… это он? Все – он?
– Думаешь, он… – Куприян мысленно попытался связать страшную смерть Еленкиного мужа – попа-обертуна, – с нынешними тревогами. – Думаешь, идол тот каменный… это он как-то вызвал из земли сырой?
– С чего – из земли? – удивилась Еленка. – Из озера ведь он.
– Это я обмолвился. – «Проболтался», мысленно выругал себя Куприян. – Откуда бы ни был.
– Бродит его дух, полузверем-получеловеком, – совсем тихо прошептала Еленка. – Путает тропы между тем и этим светом. Как скажется, кому зло причинит – не ведаю я. И рассказать никому не могу. Только тебе… Если ты к той девке на озеро пойдешь, так знай: может и он там бродить. Приготовься.
Куприян не ответил, его сосредоточенный взгляд еще больше потемнел.
– Не забрал его, стало быть, с собой тот бес из Дивного озера…
– Свой дух забрал. А его дух грешный – оставил. Будет ему погребение – пойдет, куда ему Богом суждено. А пока не погребен – бродить ему злой тенью. Хотела б я вовсе его не вспоминать. Но коли нет нам покоя – ты знай, кого встретить можешь.
– И где он? – спросил Куприян, помолчав.
– В избе отцовской. У Крушины.
– Так она ж небось завалилась вся?
– И завалилась. Ему-то что?
– Ин ладно! – Куприян хлопнул себя по коленям и поднялся. – Благо вам будь, что Устю приютили. Спаси Господь. А я пойду…
Он осторожно положил руку на лоб Устиньи, вгляделся, но никаких признаков жара, озноба и беспокойства, как было у Демки, не нашел. Она просто спала, дышала ровно. Но томили Куприяна нехорошие мысли: такой сон, будучи наведенным, может продолжаться бесконечно долго. Хоть сто лет. И где же взять того витязя, что разбудит очарованную деву? Воята Новгородец далеко, а в родной волости Куприян не знал никого подходящего – кроме себя самого.
– Куда пойдешь-то, Куприян? – спросил старик Освей, пока тот шел от поповского двора.
– На Игорево озеро.
Ответ этот несколько успокоил сумежан. Однако кланяться домовине и просить прощения у новоявленной святой Куприян вовсе не собирался. Услышанное от Еленки – то, что ее муж-обертун погиб, но не погребен, – только укрепило его решимость бороться с напастью по-своему.
К озеру он вышел в другом месте, не там, куда ходил утром с Устиньей. Направлялся он к поляне, где лежал Змеев камень, а возле него пряталась в ельнике замшелая изба дед Заморы. Сюда Куприяна, тогда носившего имя Недан, когда-то привели родители, чтобы отдать на выучку старому колдуну. Куприян за прошедшие тридцать лет сильно изменился: из отрока с бойкими и смышлеными глазами стал зрелым мужем, принял Христову веру и поменял имя. А дед Замора за те же тридцать лет не изменился вовсе. Как выглядел посланцем того света, таким и остался. Еще в детстве Куприян слышал тихие толки, что, мол, дед Замора и есть озерный змей, только в человека перекидывается. Может, это и не совсем правда… но сколько-то правды в этом есть, пожалуй. А значит, живет он, сколько само озеро, и еще столько же будет жить.
Ветер спал, солнце садилось, в лесу было тихо, в небе еще светло. Хрустальные, серебряные голоса птиц не колебали воздуха, закатные лучи мягко касались вершин. Казалось, именно сейчас происходит таинство – рождение нового лета, и все оно, до капли, еще впереди. Одноглазый дед на чурбаке перед входом в свою избенку сидел совершенно неподвижно, словно боялся скрипом потревожить землю и спугнуть чудо. Лесная земля вокруг него была усыпана белыми цветами подснежника – первыми детьми нового тепла, несущими в себе опасность былого холода. Трудно представить что-то более несхожее, чем старик, вырубленный из обгорелого пня, и эти тонкие цветы – прощальная улыбка зимы, но они же казались неразделимы, как свет и тень.