Неизвестный В.Я. Пропп. Древо жизни. Дневник старости - стр. 26
– В баню, иди в баню. Там куб испортился. Тебя уже ждут. И кастрюльки там положены.
Федя стоял ни жив ни мертв. Что куб испортился, это он уже слышал; вчера была суббота, и баню не топили. Но какое это имеет отношение к Яшке?
Яшка спокойно пошел к бане. Боба остановился в середине двора и страшно серьезно стал смотреть ему вслед.
Вот он вошел в предбанник, и вот и в баню. Как только он переступил порог, дверь предбанника с грохотом захлопнулась, звякнул тяжелый засов. Те двое стали стучать кулаками в дверь и кричать какие-то, должно быть, очень нехорошие и обидные для Яшки слова в дверь. Потом они выбежали и спрятались за помойную яму, а Боба спрятался в ящик под навесом.
Теперь послышался другой стук: это изнутри кулаками во всю силу стучал Яшка. Он пронзительно визжал и кричал какие-то совсем непонятные ужасные слова. Потом на секунду умолк и стук и крик, а после этого послышался ужаснейший трезвон, стук и крик одновременно. Это Яшка стучал в дверь, гремел своими кастрюльками и визжал. Бобина голова ушла в ящик, а двое мальчишек окончательно исчезли за помойной ямой. На дворе мигом собралась толпа и побежала к бане. Но она не успела добежать до места грохота. Яшка надсаживал дверь изнутри. Засов отлетел, дверь с треском открылась, и из бани, как мячик, вылетел Яшка, уже без своих кастрюлек, но с веником в руке, которым он размахивал над головой. Тут случилось нечто, что Феде долгое время спустя представлялось никогда не бывшим, т<ак> к<ак> было слишком невероятно: из-за помойной ямы выскочили оборванцы и с выражением самого неподдельного ужаса на лице стрелой понеслись к калитке.
Яшка зарычал и, расталкивая толпу, понесся за ними.
Что произошло дальше – навсегда покрыто мраком неизвестности. Но через полчаса Яшка уже мерным шагом возвращался на двор, ухмыляясь во все лицо и очень довольный. Его накормили на кухне. За едой он говорил громко, взволнованно и непонятно. Потом, посвистывая, стал чинить в бане бак, потом наколотил сорванный им засов, и через минуту его пение и гром кастрюлек уже слышались в соседнем дворе.
Только тогда из ящика под навесом показалась голова Бобы, вся в стружках и сильно растрепанная.
Так началось новое воспитание Феди.
Боба брал его с собой на рыбную ловлю. К речке шли мимо лесопильного завода. Там лежали штабеля разных сортов древесины. Лучше всех были простые осиновые дрова. Осина пахла чудесно. Федя всегда прикладывал нос к этим поленьям, а Боба над ним смеялся. Ездили на лодке далеко, «до порогов». «Пороги» раньше всегда казались Феде ужасно далекими: он только слышал о них. И казалось, это где-то там, очень далеко, где Сибирь. А теперь туда очень просто доехать.
Мир не становился больше. Чем больше Федя видел, тем меньше становился мир.
Он видел новые цветы. Он первый раз увидел, как растут ландыши. Он собирал ромашки, колокольчики, гвоздику, медуницу, которая пахла чудесно и на которой всегда сидели маленькие черные жучки.
Удить рыбу нравилось. Нравилось, что красный поплавок качается близ листьев водяных лилий. Когда тащишь рыбу, она еще в воде, а в руке уже слышишь ее трепет и сопротивление, и это так хорошо, что можно кричать от счастья. Но Боба не позволял кричать. Надо было говорить шепотом, а то рыбу можно испугать. Говорить шепотом тоже нравилось.