Неизвестная. Книга первая - стр. 32
Его пропустили в клуб, и только тут он почуял себя в безопасности.
– Вот суки! – прошипел он тогда и прямиком направился в уборную.
Тут какой-то щедрый кочегар залихватски опрокинул жестянку из-под монпансье на подоконник и крикнул на всю уборную комнату:
– Налетай, товарищи! У нас нынче богато кокос уродился!
Когда в ноздри брызнула морозом добрая порция кокаина, его отпустило.
Константин зашел в полупустой зал, уселся посредине последнего ряда и совсем успокоился.
Но потом начался концерт, в зал набилась матросня, и к Косте вновь вернулся страх.
*****
А на сцене соловьем заливался Амброзий:
И вспомнилось мичману давнее видение – сырость подвальная ему в нос ударила… И человек за спиной засмеялся раскатисто и торжествующе.
– Они меня все равно убьют, – прошептал мичман.
– Вот ведь что шельмец вытворяет! – радостно заорал сосед мичмана, сорвал с головы бескозырку, подбросил вверх, ловко поймал ее, нахлобучил на голову и громко захлопал в ладоши, когда куплетист-затейник растянулся по сцене в глубоком шпагате. – Давай, товарищ! Наяривай!
Это вырвало мичмана из тяжелых дум. Он с благодарностью взглянул на соседа и тоже пару раз хлопнул в ладоши.
Заливайло долго не отпускали. Прямо на сцене ведущий вручил и ему, и музыкантам по свертку «краснофлотского пайка». Куплетист поспешно вырвал сверток из рук ведущего, раскланялся с публикой и с высоко поднятой головой прошагал за кулисы.
– Сколько еще ждать-то? – молодой моряк, прозванный Карасем, нетерпеливо стукнул ладонью по подлокотнику кресла. – А то от духа хлебного в животе урчит.
– Потерпишь, – похлопал его по плечу товарищ Кузминкин. – Сперва лектор выступит. Вначале хлеба знаний, а уж потом и хлеб насущный… Вон в яме оркестровой уже хлеборезы ножами зазвенели… Пайки режут…
– Ох, – вздохнул третий моряк. – Хлеб наш насущный даждь нам днесь… – прошептал, и украдкой перекрестился.
– И надолго эта бодяга? – Карась с неприязнью взглянул на вышедшего на сцену лектора.
– Да не-е, – сказал третий моряк. – Ребят надолго не хватает. Вот на днях тут один сморчок выступал, про это… как его…
– Про размножение бабочек, – подсказал Кузминкин.
– Во-во, – кивнул моряк. – Мне понравилось.
– А эта контра нам про что рассказывать будет? – молодой кивнул в сторону лектора.
На сцену, едва не столкнувшись с куплетистом, вышел человек в тщательно отглаженном офицерском френче, в надраенных сапогах и портупее. На рукаве френча отчетливо виднелась серебристая нашивка о ранении. Только погон не хватало, а так – вылитый враг трудового нарда, из тех, кто скапливает свои черные силы на подступах к колыбели мировой революции.
«Как это так?» – подумал в тот момент Исаев, он же, если помните, Владимиров, он же… А впрочем, всему свое время.
– Кой черт сюда занес эту гниду?! – крикнул Карась и презрительно загудел, словно гудок буксира. – Долой!
И опешившие было морячки подхватили.
Недовольный гудеж наполнил актовую залу бывшего офицерского собрания. Так здесь в последний раз гудели накануне Великой войны, когда подвыпивший Шаляпин объявил господам офицерам, что они глупцы, если ратуют за вступление матушки-России в дурацкую европейскую бойню, и прямо перед выходом отказался давать концерт.