Неигра - стр. 4
– Он хотел носить это вечно, – объяснила она и… заплакала.
Директор Данилова осмотрела рубашку и отдала назад.
– Можете оставить себе. Вам, должно быть, это дорого.
– Спасибо, – от души поблагодарила Анка.
И они ушли, унося с собой Прошку. Все, кроме одного искусствоведа, который, казалось, был очень огорчен всем увиденным.
– Что же Вы плачете так горько? – распереживался он. – О чем Вы? Я понимаю, что расстаться с таким произведением искусства, как «Амур» Фальконе нелегко, но ведь Вы сможете приходить в музей и любоваться им на прекрасном постаменте!
– Да на фига мне «Амур»! – возразила Анка сердито.
Она вытерла глаза и взглянула на искусствоведа. Черные лакированные ботинки, а до самых ботинок – широкое клетчатое пальто. Пальто с пелериной и тронутые благородной сединой чуть вьющиеся волосы до плеч. Открытое, веселое, умное лицо с удивленно приподнятыми бровями, черная шляпа, черные перчатки и – осанка. Анка вроде как онемела, а гость продолжал говорить:
– Я не сотрудник музея, даже и не искусствовед. Я случайно оказался в тринадцатом зале, как раз когда было обнаружено исчезновение и, конечно, не мог не быть взволнован. Я – коллекционер, собиратель. У меня, смею Вас уверить, интересная коллекция. Отчасти я и эксперт. Мое имя Василий Пузырь. Хотелось бы услышать и ваше, ведь Вы сегодня героиня дня?
– Анна Виноградова.
– Звучное имя. А как можно обращаться к Вашей бабушке?
– Со мной вам незачем знакомиться, Василий Пузырь, – отрезала Августа.
Она была расстроена исчезновением Прошки и недовольна навязчивостью гостя. И поспешила выйти из комнаты.
– Ах, как жаль! – прокомментировал Пузырь.
И незамедлительно познакомился с Полинкой.
– Должно быть это вы, Полина, первая обнаружили подкинутую статую. У вас такие юные ясные глазки!
– Нет, – смутилась девочка.
– Вы так правдивы, что заслуживаете подарок. – Пузырь вложил Полинке в ладонь яркий брикет клубничной жевательной резинки.
Неожиданно появилась Августа. Она принесла чай на красиво обставленном подносе. Устыдилась своей грубости, поняла Анка. За чаем Августа и вовсе смягчилась по отношению к гостю. Ещё бы, он говорил только об искусстве! Она удостоверилась в его познаниях в областях живописи и музыки, истории и языков, признала за ним ум и вкус. Августе стало даже немного стыдно за необразованность своих бедных девочек, выросших в нищете и лишениях, слушавших «Фломастеров». Но гостю они, казалось, нравились. Он весело шутил с Полинкой, рассказал, что у него тоже есть сын, скрипач и нумизмат, и что неплохо им было бы подружиться, потому что мальчик застенчив, а Полинка такая милая и воспитанная… (Анка не считала свою сестру милой и воспитанной. Полинка, на её взгляд, была неуклюжая и туповатая, нелепая какая-то. Анка догадывалась, что всё дело в шраме – у Полинки через весь лоб шел шрам. Полинка родилась больной, и ей сделали операцию. Августа никому не рассказывала, какую операцию, и про шрам никому нельзя было рассказывать. Его навсегда спрятали под чёлкой). Но гость как будто не видел недостатков ни в ком. А с Анки вообще глаз не спускал. Пригласил её и Августу познакомиться со своей коллекцией.
На другой день обе, подкрасившись и приодевшись, волнуясь, с букетом белых нарциссов, отправились в гости. Указанный дом они нашли на красивой чистой улице, за узорчатыми воротами, в тихом саду. Это был большой белый особняк. Молчаливый человек распахнул перед ними калитку, провел по зеленой мраморной дорожке к широкому белокаменному крыльцу, и ввел в холл, прямо на пушистые ковры. Крыша над холлом высилась куполообразная, янтарного стекла, по стенам чередовались витражи и зеркала. Когда навстречу вышел хозяин, Августа выхватила скромный букет из Анкиных рук и протянула ему: