Нефть! - стр. 74
Но Банни никак не хотел оставить эту тему, убеждая отца, что, если бы он захотел, он безусловно мог бы чего-нибудь добиться и что он должен что-нибудь сделать. Росс немного подумал и сказал:
– Вот что я тебе скажу, сынок! Нам с тобой следует придумать новую религию.
Банни был знаком этот тон, отец над ним подсмеивался, и он терпеливо ждал.
– Да, – продолжал Росс, – необходимо разработать для них Истинное Слово и сделать одной из главных заповедей этой религии запрещение мужчинам бить девушек. Нужно специальное откровение как раз по этому поводу.
Банни заинтересовался. Отец начал задавать ему вопросы о Поле: во что тот верил, что рассказывал относительно Руфи и что говорила Руфь о себе самой. Банни понял, что отец собирается что-то предпринять, и ждал с любопытством, что же это будет.
Они снова поохотились и по возвращении развели большой костер. После веселого ужина Росс сказал:
– Теперь пойдем основывать новую религию!
Они спустились вниз, к хижине: Росс – погруженный в глубокое раздумье, а Банни – от любопытства шагая на цыпочках, ведь никогда нельзя сказать, что сделает папочка, когда ему приходит настроение сыграть какую-нибудь шутку. В позднейшие годы, оглядываясь назад и вспоминая этот момент, мальчик всегда задавал себе вопрос: что испытали бы они оба, если бы предвидели последствия этой шутки – появление «обновленческого» движения, которое потрясло если не всю Калифорнию, то, во всяком случае, земледельческую часть Калифорнии и некоторых прилегающих к ней штатов?!
Старый мистер Уоткинс любезно пригласил их войти, а Мели и Сэди уступили свои стулья, усевшись сами на что-то вроде ящиков в углу комнаты. Банни в первый раз был в доме Уоткинсов. Это жилище произвело на него впечатление ужасающей нищеты. Внутри, как и снаружи, были только голые доски, некрашеный стол и шесть таких же стульев, несколько полок с глиняной посудой, висящие на стене сковороды и печка со сломанной ножкой, под которую был подложен камень. Вот и все, буквально все, если не считать тусклой керосиновой лампы. В домике имелось еще две комнаты: одна – для обоих супругов, другая – для трех девочек, спавших на одной кровати. Сзади к дому был пристроен сарай с двумя нарами у стены: верхнюю занимал Эли, а пустовавшая вторая оставалась напоминанием о заблудшей овце.
Эли вернулся из своей поездки и находился в комнате вместе с остальными. Ему исполнилось восемнадцать лет, и он был уже настоящим мужчиной. Голос его тоже звучал по-мужски, если не обращать внимания на то, что он часто срывался и переходил в писк. Над этим можно было бы смеяться, если бы только хоть кто-нибудь из слушающих Эли обладал чувством юмора. В эту минуту Эли как раз рассказывал родителям и изумленным сестрам, что его снова осенил Святой Дух, начались судороги, и старая миссис Паффер мгновенно исцелилась от своих болей. Мистер Уоткинс очень громко повторил три или четыре раза «Аминь» и, обернувшись к отцу, заметил: Бог благословляет нас в детях наших.
Отец ответил, что это верно, может быть, даже более верно, чем они думают. Он спросил Уоткинса, думал ли тот когда-либо о том, что Господь может послать в мир новое откровение. Надо было видеть, как вся семья при этом мгновенно поднялась и устремила взоры на отца: все шестеро стояли неподвижно, как статуи. Что подразумевал под этим вопросом их гость?