Неаполь, любовь моя - стр. 10
– Что скажешь? – Русский указал на пальто, которое надел сегодня: черное, с капюшоном из плюша. Кроме пуговиц там была еще и серебристая застежка-«молния».
Он заказал водку-тоник с двумя каплями «Ангостуры» и лаймом, расстегнул пальто, но снимать не стал. Рассказал, что ездил в Брушано за новым компрессором для аэрографа, возвращался на машине, увидел пальто и купил.
Я пил из бутылки, Русский потягивал свой напиток через трубочку. Какое-то время мы сидели в тишине, а потом музыка стала уж слишком громкой и противной, даже не знаю, что раздражало меня больше – ее громкость или низкосортность. Буханье электронного барабана, изливающееся из отвратительных колонок, заставило меня почувствовать себя на дискотеке, а мне совсем не нравились дискотеки, как и все другие места, где нельзя было нормально поговорить. Подростком я думал, что дискотека – это просто убежище для тех, кому нечего сказать друг другу.
– Что за дерьмовая музыка? – заорал я в ухо Русскому.
А тот ответил, что мы не уйдем, пока он не допьет.
Люди столпились в углу, откуда раздавалась музыка, и танцевали, подняв руки к потолку. Я молча смотрел на Русского и думал, что он нарочно пьет так медленно. Наклонился к нему и сказал, что тут не хватает только человека с собакой, и через две минуты зашел человек с собакой, собака была мокрая, потому что снаружи начинался дождь. Тошнотворно завоняло псиной. Русский вытащил из стакана трубочку и положил ее на стойку. Поднес стакан ко рту и одним большим глотком допил то, что там оставалось.
– Идем, – сказал он и застегнул молнию на пальто.
Мы шли, капли все реже и медленнее барабанили по зонту. На пустой и омытой дождем улице был слышен только стук каблуков Русского.
– Где все? – спросил он, когда мы повернули на виа Бенедетто Кроче.
– Наверное, боятся, что под дождем растают, – ответил я.
Мы зашли в бар у Сан Доменико и взяли выпить.
– В любом случае, Сара уже не вызывает у меня интерес, – сказал он, и я почувствовал облегчение.
Русский по большей части только переписывался с этой Сарой, виделись они всего несколько раз. И за все эти месяцы даже не поцеловались ни разу. К тому же у Сары была привычка молчать перед каждым ответом, словно раздумывая над ним. Я сказал – если за столько времени ничего не произошло, может, она хотела сказать, что между ними ничего и не было.
– Очень жаль, она смотрела хорошие фильмы, – ответил Русский, достал очки и бумажный платочек.
Мы сидели в этом баре, со стаканами в руках, когда зашел Марокко; подозреваю, что его так называли из-за смуглой кожи, а Русский получил свое прозвище из-за плохих зубов.
– Все в порядке? – спросил его Русский, и Марокко, который жил в Соккаво, недалеко от меня, рассказал, что его уволили, все произошло так внезапно, он ни в чем не виноват и эта ситуация его страшно бесит.
– Я и отцу так сказал. Если так и дальше пойдет, я с балкона выброшусь, – заявил он.
Заказал бутылку «Теннетс», Русский посоветовал ему найти какое-нибудь занятие по душе, чтобы отвлечься.
– Марокко, – вмешался я, – ты не думал заняться моделированием?
Марокко какое-то время просто пил и молчал. Куртку не снимал. Открыл газету «Коррьере делло спорт», лежавшую на стойке, и стал читать статью о «Наполи». Сказал, что команда – отстой, пшик один, выиграла у «Милана», а потом опять скатилась. Я заметил, что только недалекий человек будет интересоваться футболом, Марокко изумленно посмотрел на меня.