(не)жена для бандита - стр. 6
семьи...
Усаживаюсь поудобнее, опираясь на вытянутые руки. И вдруг замечаю, как ее взгляд скользит по моему обнаженному торсу, увлеченно цепляется за мышцы, и осмотр из полупрофессионального за минуту становится чисто женским. В палате будто бы становится жарче, градус поднимается выше в считанные секунды. Забавно, так значит, вам, доктор, ничто человеческое не чуждо?
— Это все ерунда, — хмыкаю. — Как я скажу. Так и будет.
— Не в этот раз, — она разворачивается на каблуках и в мгновение ока покидает палату. Замерев у раскрытой двери, кидает зло в мою сторону, и во взгляде уже нет ничего мягкого и увлеченного — только досада, ярость и гнев: — Не в этот раз, козел!
4. 4
Зло печатаю шаг и вихрем несусь по коридору прочь из этой палаты, от этого странного мужчины. Нет, это же надо такое придумать: говорить моему начальнику о том, что меня нужно уволить. И когда? После того, как я провела непростую операцию, спасла ему жизнь, перетащив на кровать и вовремя сделав все необходимые процедуры. Да если бы не я, то его уже везли бы в морг вперед ногами!
Поеживаюсь от неприятного чувства внутри. Конечно, чисто с эстетической точки зрения было бы жаль, если бы такой внушительный представитель генофонда нации, с буквально вылепленной из мрамора талантливым скульптором фигурой, огромными черными живыми глазами, обрамленными густыми ресницами, которым позавидовала бы первая красавица города, и проникновенным голосом отправился в обитель мертвых, но...
После того, что я услышала в палате вместо благодарности за свой труд, нервы, мне хочется вернуться и самостоятельно отправить его кормить червей!
Это же надо такое придумать: «уволь ее». Да пошел ты, хам подъездный!
Нервно открываю свой кабинет и сажусь в мягкое кожаное кресло, которое немного остужает пыл своей прохладой и мягкостью. В кабинете вкусно пахнет хорошим кофе, и этот аромат тоже настраивает на мысль о том, что все — тлен, ерунда и не стоит моего королевского внимания.
— Наташа Михайловна, Наташа Михайловна, — открывает дверь Регина, девушка с ресепшена. — Там...
Тут же вскакиваю. Еще не привыкла к тому, что я не в университете, не на практике, и нужно вести себя с налетом этакого профессионального лоска. Да и когда к тебе забегают с таким взволнованным лицом, кажется, что объявили войну и нужно срочно начинать демобилизацию.
Впрочем, оказывается, так оно и есть...
— Там мальчика привезли, у него ОРВИ, но самое главное — у него рак крови. Иван Павлович собирает консилиум, поспешите.
Боже, рак крови. У ребенка. Сердце екает и замирает где-то в районе горла. Натужно сглатываю и думаю о том, что мир все-таки несправедлив. Ну как можно допустить, чтобы малыши болели, причем так сильно и, возможно, неизлечимо?! Нет, на том свете кто-то точно все устроил не так, как нужно. Ведь ребенок еще даже не успел согрешить, запятнать свою чистую ангельскую душу, а уже приходится сталкиваться с ужасающей болью, терзающей все тело и душу.
Хмурюсь и нервно застегиваю пуговицы халата все до одной. Думаю о том, что нужно было еще и волосы привести в человеческий вид, но на это не остается времени. Придется всем членам врачебного совета клиники созерцать мой вид таким, какой он есть. С цветными прядями в длинных волосах и острыми каблуками.