(не)жена для бандита - стр. 10
Мне всегда казалось таким удивительным, таким нелепым и странным, что врачи легко могут переключиться от мира страданий и боли на повседневные заботы. Вот он передает данные анализов маленького ребенка, которых черным по белому сказано: «Апластическая анемия в сверхтяжелой форме», попросту — рак крови, понимая, что показывает неразорвавшуюся бомбу, у которой уже выдернута чека. И этот же самый врач уже говорит, флиртуя, с кем-то на другом конце провода, и сомневается, и краснеет, и заискивает...
Но это и правильно: ведь он должен исцелять, а не множить постоянно печали и боль, боль и печаль.
— Что, Наташа... Наталья Михайловна пригорюнилась? — подсаживается он ко мне на скамейку. — Помочь?
Я в очередной раз с раздражением отмечаю эту деталь: все они сначала говорят мое сокращенное имя, а уже потом, когда в глаза бросится белый больничный халат, — добавляют отчество.
— Да, думаю, где взять огромную сумму денег для лечения.
— Ты о том мальчишке с раком крови? — понимающе качает он головой. — Черт знает, нужно родным обратиться в спонсорские фонды. Только так, и никак иначе. Не из собственного же кармана ты оплатишь ему операцию?
Хмурюсь. Чем? У меня и заурядных-то денег нет, не говоря уже о таких огромных суммах.
— А где можно разыскать одного спонсора, чтобы он... ну... оплатил хотя бы донорский материал? А потом второго — для оплаты операции?
Он отрицательно пожимает плечами.
— На самом деле клиника идет иногда на такие шаги, как благотворительная помощь. Ты можешь договориться с руководством о том, чтобы операция прошла бесплатно...
Я заинтересованно приподнимаю голову. Так, это уже интересно.
— Но на донорский материал тебе придется кого-то искать, не так-то это просто и легко — сумма реально огромная, так просто ее не достать.
— Да, и родители не смогут оплатить. Я видела их личное дело: водитель-дальнобойщик да воспитательница из детского сада.
— Ну... — разводит он руками. — У тебя только два выхода — сказать им, чтобы стучались во все двери и искали спонсоров, долго ждали помощи, либо... пойти к нашему руководству и попытаться договориться...
Он кладет мне руку на плечо, вставая, и пожимает его в поддерживающем жесте.
— Все будет в порядке, главное, не принимай близко к сердцу. Иначе сгоришь, и от тебя ничего не останется.
Он уходит, а я заторможено смотрю ему в след. Отчего такая несправедливость? Почему так происходит? Как мне быть? Что мне делать?
Вдруг о мои ноги ударяется зеленый мяч. Своим упругим пупырчатым телом он задевает кончики пальцев в босоножках и вырывает меня из тягостных дум.
— Эй, — слышу я детский возглас и поворачиваю голову на звук. У стены стоит белоголовый малыш, в котором я не сразу узнаю того самого мальчишку, чье личное дело держала в руках не далее чем пятнадцать минут назад. Он выглядит похудевшим, с сероватой кожей и синяками под глазами.
— Ето мой мячшь! — коверкает он слова, но делает шаг назад, хоть и глядит исподлобья настороженно. Склоняю голову набок, всматриваясь в него. От ребенка исходит такой чистый свет, он кажется мне настоящим ангелом, и потому его болезнь воспринимается несправедливой и ненастоящей.
— Димка, куда ты убежал! — из-за угла показывается взлохмаченная молодая женщина. Она встревожена, растрепана и взволнована донельзя. Видимо, бессонные от горестных раздумий ночи дают о себе знать: глаза тусклые, испуганные, вся фигура согбенная, а сама она выглядит так, будто собиралась впопыхах и почти в темноте. Все ясно: это мать малыша.