Не жалей о том, что было - стр. 2
Но вернёмся в квартиру на Большом Козихинском. Две минуты ходу до Патриаршего пруда и полчаса до Красной площади. Живи и радуйся! Но прежде не могу хотя бы кратко не упомянуть о неких странностях, связанных с именем Булгакова – свидетелем этих событий я был в 1948-1949 годах. Речь о трамвае, упомянутом в романе «Мастер и Маргарита» – то ли ходил по Малой Бронной, то ли нет? Подробно я исследовал эту загадку в книге «Дом Маргариты», а здесь только скажу, что именно жизнь в этом заколдованном месте в течение сорока пяти лет наложила отпечаток на мою судьбу. Ну а как иначе объяснить превращение сына инженера сначала в физика-теоретика, а затем в писателя? Кто знает, возможно, повлияло и знакомство с Василием Ивановичем, о нём расскажу чуть позже, и встреча со Сталиным – пусть мы находились в семидесяти метрах друг от друга, но мои друзья и знакомые и такой малостью не в состоянии похвастать.
В тот день отец спозаранку уехал на завод – ему идти впереди праздничной колонны, а мама, приготовив всё к праздничному обеду, предложила погулять. Вышли на Пушкинскую площадь, а дальше не пройдёшь, поскольку вся улица Горького запружена колоннами демонстрантов. Я взмолился: «Пойдём вместе с ними!» Мама попросила кого-то из дружинников, которые следили, чтобы не проникли в ряды демонстрантов посторонние, и нас пустили, даже документов не стали проверять. Так мы дошли до входа на Красную площадь – там теперь Иверские ворота возвели, так себе новодел, и вот уже вижу вдали стены древнего Кремля… Тут все закричали: «Сталин! Сталин!», а я, хоть и высокий был не по годам, ничегошеньки не вижу. К счастью, мама попросила какого-то дядьку, тот поднял меня на руки, и я увидел вдали крохотную фигуру вождя – он стоял на трибуне Мавзолея в окружении соратников.
А через несколько лет, когда на троне восседал Хрущёв, мы с мамой снова решили проделать ту же штуку, присоединиться к демонстрантам, но не тут-то было. На краю тротуара – милицейский кордон, а до самой колонны ещё метра два. Так и вернулись домой не солоно хлебавши. Ещё через несколько лет, уже при Брежневе, я первого мая тоже вышел к улице Горького, как раз напротив гостиницы «Минск». Участвовать в демонстрации не собирался, но решил посмотреть, как оно теперь. И вот что вижу: по самой середине улицы идёт колонна демонстрантов, жиденький такой ручеёк, до них метров пять по моим оценкам, а на тротуарах полным-полно милиции. Тут даже псих закоренелый не рискнёт прорваться.
К чему это я? Да всё к тому же: другие времена – другие нравы. Поэтому, когда мне рассказывают про кровавый сталинский режим, я этим словам не очень доверяю, да и родители об этом ни словом не обмолвились. Знаю только, что среди моей многочисленной родни был репрессирован один-единственный человек. Конечно, много было в прежние времена несправедливости, многие люди пострадали в результате борьбы высших чиновников за власть и сведения счётов. Сколько доносов было написано – не счесть! Однако большинство из нас знают об этом понаслышке, а вот у меня информация из первых рук – ну не совсем из первых, но очень близко к этому…
Но прежде расскажу ещё об одном случае «соприкосновения» с властью – речь о конфетах с барского стола. Был у меня приятель Сашка, сосед по дому, вместе время проводили, потом учились в одном классе, однако друзьями так и не стали, разные мы люди. Так получилось, что в числе прочих симпатичных крох, усвоивших правила примерного поведения и послушания заветам старших, единственного не то, что в классе, но из всей школы, выбрали его для вручения цветов членам правительства, причём не где-нибудь, а на Мавзолее, во время первомайской демонстрации. По-взрослому гордый и упоительно счастливый сознанием близости к тем, к кому не каждому приблизиться дано, стоял Сашка на трибуне, едва достигая подбородком до парапета, на котором покоилась приготовленная для него огромная коробка шоколадных конфет. Каждая конфета была завёрнута в золотистую фольгу, притом, как выяснилось позже, содержала необыкновенно вкусную начинку – таких мы раньше и в глаза не видывали. Как дорогую реликвию показывал он потом соседям и одноклассникам ту самую коробку и сверху, и даже изнутри – с пустыми обёртками из-под конфет. Можете сами догадаться, что его родители не уставали докладывать соседям об очередных успехах своего чада, за которым наверняка уже установлен особенный надзор, и куда уж денешься, если секретнейшим приказом предназначена чрезвычайная карьера.