Не жалей о том, что было - стр. 1

В интернете нашёл такие строки:

«Не жалей том, что было.

Не зови того, что нет.

Жизнь идёт и в этом сила.

Будет день и будет свет…»

Хорошие стихи, но основной их посыл состоит в том, что нельзя терять надежду. Такой совет вполне годится для людей, которым ещё жить и жить, ну а тому, кто находится на закате жизни, трудно рассчитывать на то, что «будет свет».

Андрей Дементьев иначе подошёл к решению этой «проблемы»:

«Никогда ни о чем не жалейте…

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,

Если то, что случилось, нельзя изменить…»

И далее:

«Никогда не жалейте о том, что случилось.

Иль о том, что случиться не может уже…»

И ещё:

«Никогда, никогда ни о чем не жалейте —

Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви».

Вот и Константин Есенин счёл нужным написать о том же самом:

«Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым…»

Казалось бы, всё, что остаётся пожилому человеку, это выбросить неприятные воспоминания из головы и следовать советам апологетов «позитивной психологии», взяв за основу примитивный тезис: «всё, что ни есть, всё к лучшему». Для большинства людей это именно так, но для старого грешника, для писателя и аналитика подобный подход совершенно неприемлем. Куда логичнее попытаться «препарировать» прошедшую жизнь, «разложить по полочкам» и проанализировать свои поступки, а затем ответить на вопрос: насколько то, что произошло, соответствует ожиданиям, с которыми появился на божий свет, и стоило ли вообще сюда являться?

Проблема в том, что когда-то зарёкся писать мемуары – не по душе мне этот жанр. Но, видимо, пришла пора. Впрочем, частицу своего «Я» уже передал персонажам своих книг, да и сюжет иногда основан на реальных фактах. Именно поэтому в тексте использованы переработанные и дополненные отрывки из моих произведений – есть подозрение, что раньше писал гораздо лучше, чем сейчас. Речь прежде всего о романе «Лулу», с которого всё и началось. Однако представленная вниманию читателей книга стала не только изложением событий, но в большей степени – это копание в собственной психике в надежде найти то ли объяснение, то ли оправдание тем или иным поступкам.

Будет ли какая-то польза от этих откровений – если не для читателя, то хотя бы для меня?

Начну с того, что появился на свет в роддоме имени Грауэрмана на Арбате, а первые три месяца провёл в корыте, предназначенном для стирки белья. Родители недавно возвратились из эвакуации, снимали комнату на Пироговке, недалеко от Новодевичьего монастыря, а достать детскую кроватку удалось не сразу. Уже в июне мы переехали на Большой Козихинский – отцу, инженеру-конструктору Первого Московского часового завода выделили комнату в коммуналке ведомственного дома – шестнадцать метров на четверых, включая мою старшую сестру. А через несколько лет, к тому времени, когда мне предстояло пойти в школу, мы перебрались в двухкомнатную квартиру в том же доме. Этому не стоит удивляться – негоже семье главного инженера завода, лауреата Сталинской премии ютиться в коммуналке.

В квартире № 7 прежде жила какая-то семья, но к моменту нашего переезда там осталась только пожилая женщина – дочь отбывала наказание в местах не столь отдалённых, поэтому единственной жиличке предложили комнату на первом этаже. Вроде бы всё по справедливости, но до сих пор меня мучает вопрос – возможно, если бы не переехали в ту «нехорошую квартиру», жизнь сложилась бы удачнее. Хотя, с другой стороны, грех жаловаться – могло быть и гораздо хуже, ну а сейчас самое время рассказать о своих «корнях».

Дед по материнской линии – сельский интеллигент. Учительствовал во Владимирской губернии, какое-то время служил в волостной управе. Красавец-мужчина! Высокого роста, шатен с кудрявыми волосами, нос с горбинкой, чем-то напоминает Петра Глебова, исполнившего роль Григория Мелехова в фильме «Тихий Дон». Кто знает, возможно, предки деда тоже из донских казаков. К сожалению, я больше похожу на отца – нос великоват. Помнится, подруга сетовала: «Вот если бы чуть-чуть укоротить, тогда бы самое оно!» На память от деда мне остались серебряные карманные часы и медаль «За усердие», да ещё тяга к живописи, но это проявилось не с рождения, а гораздо позже.

Бабуся, так я её называл, – добрейшей души человек, мать-героиня, если использовать советскую терминологию. Вырастить двоих сыновей и пятерых дочерей – это и в самом деле подвиг! Мама была младшенькой и самой красивой среди дочерей, но ей не повезло – раннее детство пришлось на годы первой мировой войны, ну а затем гражданская, потом разруха, выжили с трудом. Не мудрено, что в конце двадцатых годов мама отправилась в Москву учиться в медицинском техникуме, каким-то образом оказалась в кругу артистической богемы, но об этом не любила вспоминать. Видимо, тогда освоила игру на гитаре, а где научилась игре на фортепьяно, я так и не успел спросить. Виртуозным её исполнение не назовёшь, но играла задушевно, все это признавали, да и пела замечательно. К сожалению, я не во всём пошёл по её стопам – сумел кое-как освоить только гитару, но уже гораздо позже, когда и сам сблизился с артистической средой – молодыми актёрами и студентами театральных училищ. Судя по всему, тяга к искусству у меня в генах, но кто в этом «виноват», помимо мамы и деда, так и осталось неизвестно.