Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак - стр. 28
– Уходите, куда хотите… – презрительно отвечала ему жена.
– Да ты-то, ты-то… Стало быть, ты дома стряпать не будешь?
– Нет, нет. Я, может быть, совсем куда-нибудь уйду.
– Ну, совсем-то это, положим, нельзя… Как ты уйдешь совсем, ежели у тебя паспорта нет? Да и с какой стати ссориться? Право, я человек мирный и не желаю ссориться. А ты ступай к папеньке с маменькой и пообедай там, а я после обеда за тобой приеду.
– Бога ради, не приезжай. Не надо! – вскрикнула Катерина Петровна. – Оттуда я и одна знаю домой дорогу.
– Так в котором часу придешь домой?
– Приду. Но оставь ты меня, пожалуйста, в покое. Иди в должность!
– О, женщины, женщины! – вздохнул Порфирий Васильевич и ушел из дома.
Катерина Петровна дала кухарке денег на обед и тотчас же поехала к отцу и матери. Отца она еще застала дома. Поздоровавшись с ними, она опустилась на стул, закрыла лицо руками и заплакала.
– Что с тобой, Катя? Что с тобой? – бросились к ней отец и мать.
– Сил моих нет, не могу жить с мужем. Ради самого Господа, возьмите меня к себе, – говорила она сквозь рыдания.
– Да что такое опять случилось? Что такое? Разве он опять что-нибудь такое?.. Ведь ты была им так довольна. Рассказывала, что он переменился.
– Ах, он все то же… Даже хуже теперь. Он гадина, самая мерзкая гадина. Я на лягушек смотреть не люблю… Лягушки мне противны. А он для меня хуже лягушки. Брр… Каждое слово его приводит меня в дрожь. Кроме того, теперь уж нет никакого сомнения, что он злейший ростовщик, самый грязный закладчик.
И Катерина Петровна принялась рассказывать свое житье-бытье за последние дни.
– И зачем вы только меня за него замуж выдали! Неужели вы не видали, какой это мерзкий человек! Ведь уж, – кажется, он даже перед самым венцом сказался и выяснился.
Отец развел руками.
– Ну, да уж теперь говорить нечего. И близок локоть, да не укусишь, – говорил он. – А теперь надо покориться своей участи. Покорись, да как-нибудь ладком… Сама покорись, а его старайся как-нибудь в руки взять.
– Как его возьмешь в руки! Не таковский это человек.
– Будь поумней, так и не таковского возьмешь. А брать тебя мне к себе как же?.. Это уж совсем невозможно. Столько денег на тебя истратили да брать!
Катя продолжала плакать.
– Был жених у меня хороший, с теплым сердцем, так нет, вы не отдали меня за него… А отдали за дрянь, за ростовщика.
– Это ты про Мохнатова-то, что ли? – спросил отец с насмешливой улыбкой. – Так где же это видано, чтобы за простого конторщика из мещан девушку с приданым выдавать!
– Конторщик… Что такое конторщик? Вы сами ведь когда-то были приказчиком.
– Верно, но и был холостым, пока в люди не вышел. В люди вышел – женился. А ведь Мохнатову сорок рублей в месяц цена.
– Вздор. Нисколько он не хуже Порфирия Васильича. Что такое Порфирий-то Васильич? И ему только семьдесят пять рублей в месяц цена.
– А семьдесят пять рублей в месяц – так почти аккурат вдвое. Да, наконец, когда он к тебе сватался и мы наводили об нем справки на службе, то там сказали, что он сто двадцать пять рублей в месяц получает. Конечно, там наврали, по его просьбе наврали. И все-таки Порфирия с Мохнатовым ровнять нельзя. Твой муж Порфирий – чиновник, на государственной службе состоит, стало быть, благородный.
– Подите вы! Благородства у него вот на столько нет. Катерина Петровна показала кончик мизинца.