Не тайная связь - стр. 32
– Не бойся. Не трону.
– Меня не интересуют сигареты, я же сказала, – опускаю подбородок, а затем все равно поднимаю, чтобы жадно посмотреть на Эльмана с сигаретой во рту. – Я бросила.
Он сделал затяжку, и я увидела, как полыхнул огонь на кончике сигареты.
– Бросила?
– Да. У меня был хороший учитель.
Прикрываю глаза, вспоминая какой пепел на вкус и запах. Помню, как жгло губы – они были разбиты и обожжены. С тех пор ни одной сигареты в рот я не брала, в доме курил только Камаль.
– Могла выбрать другую мелодию.
– О чем ты вспоминал, когда я играла?
– О том, как трахал тебя.
Потушив сигарету в пепельнице, Эльман затушил последний свет в каюте. Тот маленький огонек изредка, но освещал его дьявольские холодные глаза.
Теперь же нет ничего. Ни огня, ни света, ни тепла.
Когда тяжелая ладонь опускается на шею, я зажмуриваюсь. Горячее дыхание опаляет макушку, затем висок и щеку. Его губы скользят по скуле, а ладонь крепко удерживает подбородок.
От Эльмана, к тому же, пахнет алкоголем. Как и от меня.
– Не трогай… чужое…
– Чужое, блядь, – рокочет мне на ухо. – Да похуй мне, чужое или нет. Ему тоже было похуй, когда трахал тебя.
Взяв несколько толстых прядей, Эльман наматывает их на свой кулак. Пепельница падает на стол, раскидывая пепел по дорогому ковру. Я тихо вскрикиваю. Я любила его до тех пор, пока он не стал монстром. Пока не оставил следы на моем лице. Пока не назвал шлюхой, итальянской подстилкой, пока не стал говорить обо мне как о вещи.
– Твоя жена застрелила лошадь, которую ты подарил мне, – цежу ему в лицо. – Она виновата в моем отчаянии, которое толкнуло меня к Камалю. Поэтому кого ты и должен ненавидеть, так это свою жену!..
Стук в каюту заставляет меня отшатнуться и возвращает к реальности.
– Эльман, я слышу, что ты здесь, – раздается за дверью.
Это была Лиана. Эльман холодно встречает ее, отперев каюту. Пока они говорят на повышенных тонах, я надеваю на обнаженное тело высохшее платье и несколько раз встречаюсь взглядом с Лианой. Встретив изумление в ее глазах, невольно улыбаюсь.
Не ожидала, что я выживу?
Я тоже думала, что умру. Эльман, хоть и не спрашивал, кто скинул меня с борта, но, очевидно, все понял.
– Эльман, послушай меня… – просит Лиана со слезами на глазах.
– Пошла отсюда.
Захлопнув дверь, Эльман сжимает кулаки и молча смотрит на мои сборы. За дверью слышатся удаляющиеся всхлипы Лианы.
– Жестоко ты с ней. Что такое, не любишь? – хмыкаю, разыскивая свой телефон, который бросила в другой конец каюты.
Найдя телефон, я хватаю влажный плащ в руки и хочу покинуть каюту, но в последний момент дверь захлопывается. Прямо перед моим лицом. Сверху ее придавливает тяжелая ладонь Эльмана. То, что она тяжелая – я знала не понаслышке.
– Выпусти меня к чертовой матери! И разберись со своей истеричной женой!
– Помолчи. Я слышал, ты выпросила выступление своей ученицы в нашем городе. Ты пойдешь на концерт.
– Пойду.
– Много лет назад, когда твоя мать была беременна тобой и братом, она написала картину.
Перестав вырываться, я вдруг разворачиваюсь лопатками к двери. Поймав мой заинтересованный взгляд, Эльман продолжает:
– Картина уцелела с тех времен. В первозданном виде. Без реставраций. Ее писала твоя мать и никто больше…
– Где она? – перебиваю, ощущая жар по всему телу.
На глаза навернулись предательские слезы: мама ушла слишком рано, и я хранила каждую ее вещь как самое ценное в этом мире. Картина, написанная моей мамой – это больше чем вещь, это часть ее души. У папы сохранилось их не так много и почти все были написаны после брака. А именно эту – про которую говорил Эльман – мама писала, будучи беременной нами. Таких картин я еще не видела.