(Не) родная - стр. 3
– Тебе, – сквозь слезы отвечает она и вытирает нос рукавом тоненькой потрепанной курточки.
Подхожу ближе, не зная, как себя вести в подобной ситуации. Да и девочку эту вижу в первый раз в жизни. Маленькая, худенькая, с огромными и такими несчастными голубыми глазами. Смотрит прямо в душу, переворачивая все вверх дном.
– Малышка, ты ошиблась, – мягко отвечаю, нервно сглатываю и присаживаюсь перед ней на корточки. – Я не твоя мама.
Еще раз смотрю по сторонам, ища воспитателя или нянечку. Должен же быть кто-то из взрослых. Но никого не видно.
– Не ошиблась, – шмыгает девочка носом. – Я слышала, что дети сами выбирают родителей. Я выбрала тебя.
Сердце пропускает удар и болезненно сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Малышка… Бедный ребенок даже не знает, насколько близка к истине. Только вот мой малыш меня никогда не выберет… От этого становится так тошно, что хочется выть волком. Опускаю голову и зажмуриваюсь, чтобы не разреветься. Только не сейчас, не перед испуганным ребенком.
– Мамочка, – судорожно всхлипывает девочка и тянет ко мне худенькие ручки. – Не бросай меня. Пожалуйста…
В груди так давит, что трудно вздохнуть. Нестерпимо хочется прижать к себе эту девчушку, чтобы успокоить, но железные прутья не позволяют приблизиться. Протягиваю к ней руку и мягко глажу по светлым волосам.
– Сонька! – Девочка вздрагивает, опасливо оглядывается и сильнее прижимается к ограждению. – Дрянная девчонка, вот ты где!
К нам спешит растрепанная дородная женщина и эмоционально размахивает руками.
– Значит, ты Соня? – с улыбкой спрашиваю я. Поддаюсь порыву и нежно касаюсь щечки кончикам пальцев, стирая соленые капли.
– Да, а ты?
– А я Тася.
– Вот непутевая! Зачем опять сбежала? – доносится до нас женский крик, а сама надзирательница приближается.
– Чтобы маму позвать, – огрызается на нее Соня.
– Сколько раз тебе говорить, умерла твоя мама. – Женщина оказывается рядом с нами, грубо хватает Соню за запястье и дергает к себе.
– Подождите, что вы делаете? – пытаюсь заступиться, но в глазах этой женщины столько злости, что вряд ли это поможет.
– Забираю негодницу, – недовольно шипит та. – Еще и на цепь посажу, устала носиться за ней по всей территории.
– Ну так же нельзя, – качаю головой и от волнения кусаю губы. Не понимаю, как можно так обращаться с малышкой, еще и брошенной родителями. Она же ни в чем не виновата.
– А как можно? – рявкает на меня женщина. – Вдруг с ней случится чего, кто отвечать будет? – машет на меня рукой и тащит Соню к зданию Дома ребенка.
– Пусти, я хочу к маме! – Девочка всеми силами упирается и кричит, разрывая мое сердце на куски. Невозможно выдержать. Глаза невольно наполняются слезами, и горячие капли текут по моим щекам.
– Нет у тебя мамы, а не прекратишь хулиганить, и не будет никогда!
– Неправда! – отчаянно кричит Соня, захлебываясь слезами, вырывается и бежит к зданию.
– Зачем вы так? – спрашиваю с укором и качаю головой.
Пытаюсь как-то оправдать эту жестокость, но не могу. В голове не укладывается, как так можно. Этой девочке сейчас страшно и больно, а пожалеть и приласкать некому. Это даже не профдеформация, а какая-то халатность или непригодность.
– Не лезьте вы не в свое дело, – фыркает женщина и идет за Соней.
Я лишь грустно вздыхаю и с жалостью смотрю им вслед, но сделать ничего не могу. Это система, ее не перестроить по щелчку пальцев. А полномочий у меня никаких нет.