Не плачь, моя белая птица - стр. 7
Варя повернула назад к дому.
– Ну чаво ты? – с досадой обратился Перепёлка к Андрею. – Во, барышня пришли к нему, а он видите ли нос воротит.
– Вот именно, что «барышня». Не надо мне их барских подачек.
– Ишь ты какой! Не надо подачек! Вот за твою гордость, Андрюха, и попадает тебе без конца. А надо проще быть. Где промолчать, а где хозяйке лучше на глаза не попадаться. А ты всё с норовом, да с нахальством. И барышню напрасно обидел. Хорошая она.
– Может, сейчас и хорошая, а вот станет хозяйкой над нами, сама за плеть возьмётся, да по нашим спинам пройдётся с удовольствием.
– Ну ты тоже, под одну гребёнку всех не стриги. Разные люди есть и среди их, и среди нас, крестьян. А у ней, коли хочешь знать, жизнь тоже не сахар.
– Прям, не сахар.
– А вот испей водицы, да хлебушек пожуй, а я тебе расскажу.
Глава 6
– Я-то у её родителей много лет служил. Может, лет тридцать. Как теперь посчитать? Да, считай, что долго. Хорошие они люди были, хоть и баре. Не кривись! Хорошие! Правда, не шибко богатые. Я да Агаша у них служили. Та, что теперича в горничных у Глафиры Никитичны. Не-е, было еще немного людей, но тех продали после смерти хозяев в разные места. Теперь, можа, и не увидимся никогда. А хозяев тогда, Вариных родителей, получается, одного за другой горячка унесла. А Варвара Сергеевна училась как раз. В пансионе для благородных. Да… Шибко убивалась она. Сиротой осталась. А я вот что замечаю, коли родители добрые, так и дети хорошие получаются. А, коли дети непутёвые – смотри на родителей – тама непутёвость начинается.
– Неужто всегда?
– Не, не всегда. Но часто.
– Дай ещё попить.
– На, пей. Да и хлеб кусай. Силы тебе тоже терять не надо. Барыня, може, завтра отойдёт, отпустит.
– А зачем мне силы? На барыню работать?
– Не знаю. Но коли дадена сила, значит напрасно её расходовать не след.
Андрей помолчал. Дед Перепёлка немного погодя продолжил делиться воспоминаниями.
– Ну, значит, определили Варю, то бишь Варвару Сергеевну к нашей помещице. Та ей крёстная, кажись. Нас с Агашей тоже направили сюда. Да-а-а, вот когда поняли мы по чём фунт лиха. Я-то что? Я старый уже, у меня хошь завтра жизнь отбирай – пожил уже. Даж не пикну, пойду дале.
– Куда это ты дале пойдёшь, если у тебя жизнь отнимут?
– Небось Господь куда-нибудь направит.
– Ну-ну.
– А вот вас, молодых, жалко. Варвара Сергеевна, вроде в барских хоромах, а смотрю и думаю, что жизнь её тяжелее будет, нежели у крестьянки крепостной. Та хоть придёт домой с барщины и, вроде, свободна. А Варе нет свободы ни днём, ни ночью.
– Чем же её, интересно, закабалили?
– Невжель не понимаешь?
– Да понимаю… Это я так. Из упрямства больше.
– Во-во. Не приведи Господь у таких благодетелей быть в нахлебниках.
Андрей задумался. Дед тоже помолчал, потом про Агашу вспомнил.
– А на бедную Агашу иной раз страшно глянуть. Барыня на неё совсем зверем кидается. Давеча ей волосья ни за что выдрала. Так и норовит девку обидеть.
– Известно за что.
– Известно. Не родись красивой, как говорится.
Дед Перепёлка устал стоять, нашёл в свинарнике ведро, перевернул его вверх дном, сел около Андрея.
– Сейчас мы с тобой моим хлеб-солью пообедаем, – полез за пазуху.
– Да сам ешь, – засмущался Андрей.
– Чего это я буду сам есть? Ай я ненасытная утроба? Только знаешь что? – дед отложил свою снедь, – думаю, тебе, пока ночь и никого нет, надо по нужде сходить.