Не плачь, моя белая птица - стр. 43
– Боишься всё же. Ну, тебе без надобности, а мне есть нужда. Могу себе всё забрать, чтобы тебе спокойней было.
– Не-е, так тоже не пойдёт.
– Десять лет прошло. Можно уже и рискнуть. А на случай, если кто и узнает какую цацку… мало ли где и у кого они за это время могли побывать. Купили на рынке в Неаполе! А ты, к примеру, докажи, что это не так.
– Ты в Неаполе. А я где? По заграницам не ездивши.
– Вот я и говорю, мне всё отдай, тебе спокойней будет, – опять насмешливо блеснул гость глазами.
– Ладно, там видно будет…
– Когда поедем?
– Завтра тогда в гости к Глафире Никитичне. Заведём разговор об охоте. Она, как водится, пригласит к себе.
– Поохотиться?
– Ну да. У неё знатные угодья, дичи много. Вот мы и воспользуемся. Может, послезавтра. Никто и не заподозрит, коль увидит нас с ружьями.
– А лопаты?
– Короткие. Обрежем черенки, да в мешок.
– Ну, Кулёша, не изменился за это время, изворачиваться и хитрить с детства умел и теперь не разучился.
Афанасию Петровичу комплимент, кажется, пришёлся не совсем по душе, да и старое прозвище покоробило, но он промолчал.
– Как она?
– Глафира? – Афанасий Никитич задумался, потом махнул пренебрежительно рукой, – постарела.
– Но ты знакомство с ней поддерживаешь?
– А как же? Все эти годы знаемся. Даже жениться на ней одно время думал.
– Что же помешало?
– А то ты сам не догадываешься.
Гость усмехнулся.
– Страшно? С детства такой был, таким и остался. Напакостишь – и в кусты.
Афанасий Петрович засопел чуть обижено. Рядом со старшим братом словно и не было стольких лет взрослой и успешной самостоятельной жизни, а вернулись детские годы и прежние обиды.
– Ладно, не дуйся. Пошутил я.
Клим Васильевич прошёлся по комнате, рассматривая безделушки, посмотрел в окно.
– А ты, я вижу, неплохо развернулся.
– Что есть, то есть, – у Афанасия Петровича настроение вмиг поднялось. Захотелось похвастаться. Секунду колебался, потом рассказал коротко о своих успехах.
– Да, высоко поднялся младший сын крепостного егеря Николки Воробья. Хвалю. Знал бы отец…
– И мать. Мне мать больше жалко. Ей бы пожить за сладким столом да на мягких диванах. Но не привелось… Ну, а ты как? – Афанасий Петрович с интересом взглянул на немного сутулую худощавую фигуру старшего брата.
– Едва не женился. Промотался. Так что, сам понимаешь, больше тянуть не буду. Может, ещё к Глафире присмотрюсь. Она женщина состоятельная, одинокая. А? Что скажешь?
Афанасий Петрович промолчал.
Глава 39
Вечером Дуняша хозяйничала во дворе. Дела привычные: покормить – напоить скотину, почисть в сараях, подоить корову. Непривычно только без сестрицы.
Ванятка помогал. Но и вдвоём управлялись до позднего вечера. Пришлось в сенях для света уличную дверь раскрыть нараспашку, когда процеживала парное молоко. А то уже и не видать толком ничего.
С кувшином в руках вошла в избу. Горница неярко освещалась лучинами. Все уже собрались. Кроме Ерины. Дуняша никак не могла привыкнуть к той пустоте, которая теперь всюду. И которой раньше не было. Она и не знала о её существовании. И эта пустота такая тоскливая, что ощущая её, Дуняша часто вздыхала. И эта пустота – то место, в котором до недавнего времени была Ерина.