Не обожгись цветком папоротника - стр. 31
Когда он увидел Хылю, она была не в себе. Сидела на пне, смотрела в одну точку, на слова никак не отзывалась. Но леший, видать, отдал девчушку, и что будет дальше – неведомо. Бывали случаи, когда заполошные люди отходили, иногда они оставались такими навсегда, чаще же просто умирали через какое-то время.
Еремей взял Хылю на руки, постарался устроить её голову поудобней на плече, чтобы не болталась, как неживая, и пошёл. Девочка была такая невесомая, словно птичка, что сердце парня захлестнула жалость. И неожиданно для себя заговорил:
– Знаешь, Хыля, когда в семье волков рождается слабый детёныш, мать-волчица сама его отдаёт на съедение братьям и сёстрам. И, когда, по её знаку, маленькие волчата набрасываются на него, она спокойно наблюдает. И это правильно, всяк скажет. Все согласятся, что слабым не место среди здоровых, они своей слабостью всю стаю, или всё племя ослабят. Всяк скажет. А я не скажу. И, если выпадет мне случай помочь слабому, вырвать его из чьей-нибудь зубастой пасти, я вырву. Потому что, зачем тогда сила? Для чего нужна сила, как не для того, чтобы помогать слабым. В этом мире и сила нужна, и слабость для чего-нибудь пригодиться. А ты не горюй. Вон, колокольчик, слабый цветок, наступи на него, и нет. А без него земля станет пустой и скучной. Так и ты, Хыля. Не печалься. На что-нибудь и пригодишься, как тот колокольчик…
Зашёл Еремей в лес, когда сенокос только начинался, вышел, когда подходил к концу. Почти три недели прошло. За это время Перун дождей и грома с молниями не нагнал, и все запаслись вволюшку сеном, будут коровушки, а также меньшие их собратья, сыты и счастливы. Будет и хозяевам приятно.
Лишь Пыря с Агнией отстали от соседей. А оно и не удивительно, работали ведь без мужика. И досада на неразумного Еремея, что вот бросил их в горячую пору, часто раздражала Пырино сердце. Но после сменялась страхом. Что-то долго не возвращается. Не случилось бы чего. Агния же была просто зла.
На вечерней зорьке, когда уж и коров пригнали из стада, разнеслась молва, что нашлась Кисея дочка, Еремей вернул, почитай, с того света, и у дома Кисея вскоре собралась толпа. Всяк хотел сам лично убедиться, что это и вправду Хыля, а не подменыш лешего. А заодно и послушать, может, чего скажет. Но Кисеева хата, хоть и не маленькая, только вместила далеко не всех желающих, пришлось новости передавать из уст в уста от лавки, где лежала слабая Хыля до самого колодца.
…Хыля была в сознании, говорила тихим голосом, Кисеиха сидела рядом с дочерью, глотая слёзы, Кисей стоял молча, головы не поднимал. Слушал.
– Бабушка маленькая… ласковая меня позвала… я и пошла. Ножками своими… Так ловко получилось. Ходили мы с бабушкой, долго. Плохо помню… Туман… Потом хотела возвернуться. Видела, как меня искали, аукались. Ходила вместе с вами, но меня не замечали. Видела, как ты, тятенька, стоял под кустом рябины. Один стоял. Ветер трепал твои волосы, очелье твое порвалось и потерялось, когда за ветку зацепилось… Ты вытирал рукавом мокрые глаза.
– А что ж ты ела всё это время?
– Бабушка меня кормила. Давала мне белых крупитчатых калачиков. Много давала. Я всё не съела, за пазуху положила.
Хыля слабой рукой полезла за пазуху, достала, протянула матери:
– На, скушай.
Все застыли в ужасе. На протянутой ладони лежала сосновая шишка.