( Не) мой папа - стр. 26
Я даже не стала сегодня одеваться, как девушка из села. Наоборот, деловой стиль, даже накрасилась чуть ярче обычного. Пусть знает, что не на ту напал, что меня так просто не испугаешь.
Самое смешное, что в приемной уже сидит новенькая девушка. По-моему, я раньше ее видела в бухгалтерии или в отделе обеспечения, но это не точно. Девица высокая, фигуристая, стройная, как елка. С накаченными губами и такой короткой юбкой, что мне кажется, если чуть нагнуться, то можно будет рассмотреть ее трусы… или их отсутствие.
Почему-то я уверена, что эта кукла не оскорбится, если ей предложат забраться под стол или на стол. Может, уже предложили? Может, уже забиралась? Я очень надеюсь, что да, что Седов получил желаемое — помощницу, готовую не только работать, но и стресс начальнику снимать — и теперь оставит меня в покое.
Ага! Размечталась! Стоит только зайти к нему в кабинет, как напарываюсь на масленый самодовольный взгляд. Похоже, он ничуть не сомневается в том, что за выходные я все обдумала и решила принять его предложение.
Жаль, что кофе под рукой нет. Я бы с огромным удовольствием снова ему плеснула на одно место, чтобы стереть эту гадкую ухмылку с ненавистной физиономии.
— Как прошли выходные, Женечка? — интересуется ласково с улыбкой на губах, только глаза холодные, как у кобры.
— Для вас — Евгения Андреевна.
— О как, — усмехается Седов, — солидно.
— Да. Именно так.
— Боюсь, Женечка, — выделяет голосом мое имя, — не доросла ты еще до того, чтобы я тебя по имени-отчеству звал. Не доросла.
— Женечка — я только для родных и друзей!
— Так мы же почти родные, — он надо мной издевается.
— Не понимаю, о чем вы.
— Ну как же, нас ждет столько прекрасных рабочих моментов.
— Нас ничего не ждет. Я уволилась.
— Ммм, надолго ли? Как же мать-одиночка будет воспитывать ребенка, лишившись работы? Его же кормить надо, одевать, барахло всякое для игр покупать, в кино водить.
Константин Олегович вызывает у меня стойкое желание действительно забраться на стол, но не для того чтобы в порыве страсти раздвинуть ноги, а чтобы вцепиться ему когтями в лицо, а еще лучше в горло.
— Не переживайте. Свет клином на этой работе не сошелся. Найду новую.
— Разве это мне нужно переживать?
Его снисходительная манера говорить, чуть растягивая слова, настолько бесит, что у меня срывает тормоза:
— Если ты думаешь, что испугал меня службой опеки, то глубоко ошибаешься, — в порыве ярости не замечаю, как перехожу на «ты», — они пришли, все у меня посмотрели и остались довольны!
— Это была просто легкая демонстрация силы.
— Иди ты знаешь куда со своей демонстрацией.
— Забываешься.
— Я больше здесь не работаю. Мне плевать.
— А мне нет, — подается вперед, облокачивается на стол и нагло ловит прядь моих волос, выбившуюся из хвоста. Пропускает ее между пальцев, любуясь. Я отшатываюсь от него, выдергивая свои кудри из его лап. Внутри все сжимается от какого-то иррационального страха. Седов откидываясь на спинку кресла: — У меня большие планы на тебя, Женечка.
— Тебе заняться больше нечем, да? Вон в приемной сидит девица — ноги от ушей, грудь, как барабан.
— Я не люблю пластик. И к тому же она согласна на все. Это скучно. А ты брыкаешься.
Он больной? Маньяк озабоченный!
— Ты понимаешь, что я могу написать заявление?
— А ты понимаешь, что пара звонков, и ты потеряешь дочь?