Не к ночи будь помянута - стр. 19

– Эй, Луговой! – От компании отделилась сутулая фигура.

– И тебе – здорово! Чего надо?

– Псина не ест весь день, икает и гадит часто. Это чего, а?

– Смотреть надо, наверно отравился. Пока постарайтесь дать энтеросгель и побольше воды.

– Энтерос… чё?

– Угля активированного дай. Всё, некогда!

– Завтра не посмотришь?

– Не знаю пока, лучше в клинику неси.

В аптеке я сгрёб в пакет целую кучу. Девушка на кассе меня узнала.

– Опять собак спасаете? Даже среди ночи? Вы прямо Айболит.

Я глянул на неё. Рыжие мягкие кудряшки вокруг круглого розового лица, зелёные глаза и ладненькая фигурка, затянутая в белый халат. Она явно флиртовала, и мне ужасно захотелось с ней поболтать.

В моей квартире наедине с чокнутым котом лежит больная девочка.

– Мы, гении медицины, все такие, – пробурчал я и вышел вон.

Ада снова дремала. Я потрогал ей лоб, и она открыла глаза.

– Ну что, готова? Я всё принёс.

Я открыл дверцу шкафа и закрепил на ней капельницу.

– Раньше это делал? – она посмотрела потемневшими измученными глазами.

– Делал много раз, но не людям.

– Ветеринар?

– Почти.

– Максим очень любил собак. У него были пёс и попугай. – сказала она очень тихо.

Пёс и попугай были у отца в далёком детстве. Я вырос на рассказах о них. И сейчас решил ни о чём не расспрашивать.

Я стянул и закрепил жгут на маленькой руке выше локтя. Без моей подсказки она стала сжимать и разжимать пальцы. И волнение прошло. Это и вправду было легче, чем с кошками. Я легко нашёл вену,  проколол тонкую кожу и приклеил пластырь над иглой.

– У тебя лёгкая рука, – сказала она.

– Годы тренировок.

– Можешь прибавить поступление раствора.

– Нормально идёт. Не дёргайся. Сейчас приду.

На сон я уже не рассчитывал, да и не хотелось. Часа два придётся понаблюдать. Я принёс ноутбук и сел в кресло рядом с кроватью. Когда в полутёмной комнате зажёгся монитор, я заметил, что девочка не сводит с него глаз. Я открыл заложенную книгу.

– Интересная модель, – сказала она.

Мне сделалось приятно. Вот подросток, а мой комп заценила. А Серёга говорил – отстой!

– Полезная штука, – я скромно решил не вдаваться в технические подробности.

– Покажи.

 Я развернулся. Она поглядела долгим взглядом.

– У Максима был похожий, но большой.

Ёшкин кот! Ещё бы, я помнил этот агрегат. Он долго пылился в углу спальни, а отцу жалко было выбрасывать его на помойку. Он хранил даже монитор, похожий на пучеглазую тумбочку. Что ж за фигня-то творится?

– Давай я поставлю музыку, и ты поспишь.

– Очень давно не слушала музыку, – сказала девочка по-моему самой себе, а не мне.

Я открыл «аудиозаписи» на своей странице и включил первое попавшееся –  треки в исполнении Ричарда Клайдермана. Музыка зазвучала, и лицо Ады мне не понравилось. Было в нём что-то напряжённое, и как будто… ей стало больно.

– Выключить?

– Нет. Очень красиво.

Печальная музыка Шопена тихо разговаривала и смешивалась с городской ночью, с запахом лекарств, с отсветом рекламы за окном. Я включил книгу и стал читать, иногда поглядывая на свою чокнутую гостью.  Девочка слушала, прикрыв глаза. Её лицо медленно расслаблялось.

Прошло минут сорок. Мы уже послушали Макса Грегера и Эннио Марриконе. Потом пошёл Рыбников. Рыбникова я любил, под него хорошо представлялось, как бродишь ночью под дождём, всеми покинутый и благородно одинокий.