Размер шрифта
-
+

Не думай о секундах свысока - стр. 7

бесстыдно
вставали
         эти памятники лжи.
Ведь я читал,
как жителей пустыни
с дороги уводили
         миражи…
Ведь я читал,
ведь я об этом знаю:
слепящим днем,
как в полной темноте,
шагали
люди,
         солнце проклиная,
брели
к несуществующей воде.
Но здесь…
– Да где мираж?!
– А очень просто.
Туда смотри!..
Я замер,
поражен:
на горизонте
         плавали
                   торосы
вторым,
не очень ясным этажом.
Они переливались
         и дрожали…
Я был готов к любому.
Ждал всего…
Но Арктика!
Ты даже
миражами
обманывать
не хочешь никого.

Последнее

И. Кобзону

За окном заря красно-желтая.
Не для крика пишу,
а для вышептыванья.
Самому себе.
         Себе самому.
Самому себе.
Больше – никому…
Вновь душа стонет,
         душа не лжет.
Положу бинты,
где сильнее жжет.
Поперек души
положу бинты.
Хлеба попрошу,
         попрошу воды.
Вздрогну.
Посмеюсь над самим собой:
может, боль уйдет,
может, стихнет боль!
А душа дрожит —
         обожженная…
Ах, какая жизнь протяженная!

Поступки надо совершать

«Не стоит…»

Не стоит
         от себя бежать,
глаза потупив…
Поступки
надо совершать!
         Одни поступки!
Поступок —
         в трусе разбудить
замах героя.
Поступок —
         жить,
не затвердив
чужие роли.
Поступок —
         быть собой
                   в дыму
и клятве пылкой.
Поступок —
         вопреки всему
молчать под пыткой!
Поступок —
                   много долгих дней
гореть,
а после
порвать поэму,
         если в ней
хоть капля
позы.
Прикажет время зубы сжать —
не протестуйте.
Поступки
         надо совершать!
Одни поступки!
И кровь твоя
         через ничто,
дымясь,
проступит…
Ведь если жизнь – поступок,
то
и смерть —
поступок.

Баллада о молчании

Был ноябрь
         по-январски угрюм и зловещ.
Над горами метель завывала.
Егерей
         из дивизии «Эдельвейс»
наши
сдвинули с перевала…
Командир
         поредевшую роту собрал
и сказал тяжело и спокойно:
«Час назад
         меня вызвал к себе генерал.
Вот, товарищи,
         дело какое:
Там – фашисты.
Позиция немцев ясна.
Укрепились надежно и мощно.
С трех сторон – пулеметы,
         с четвертой – стена.
Влезть на стену
почти невозможно…
Остается надежда
         на это “почти”.
Мы должны —
понимаете, братцы? —
нынче ночью
         на чертову гору
                   вползти.
На зубах —
но до верха добраться!..»
А солдаты глядели на дальний карниз,
и один —
         словно так, между прочим, —
вдруг спросил:
– Командир,
может, вы – альпинист?..
Тот плечами пожал:
– Да не очень…
Я родился и вырос в Рязани,
         а там
горы встанут,
наверно, не скоро…
В детстве
         лазал я лишь по соседским садам.
Вот и вся «альпинистская школа»…
А еще
         (он сказал, как поставил печать!)
там у них —
патрули!
Это значит:
если кто-то сорвется,
         он должен молчать.
До конца.
И никак не иначе…
…Как восходящие капли дождя,
как молчаливый вызов,
лезли,
         наитием находя
трещинку,
выемку,
выступ.
Лезли,
         почти сроднясь со стеной, —
камень
светлел под пальцами.
Пар
         поднимался над каждой спиной
и становился
панцирем.
Молча
         тянули наверх свои
каски,
гранаты,
судьбы.
Только дыхание слышалось
и
стон
сквозь сжатые зубы…
Дышат друзья.
         Терпят друзья.
В гору
ползет молчание.
Охнуть – нельзя.
         Крикнуть – нельзя.
Даже —
         слова прощания.
Даже —
         когда в озноб темноты,
в черную прорву
         ночи,
все понимая,
рушишься ты,
напрочь
Страница 7