Наваждение - стр. 34
– Разумеется, сэр.
Морис вышел в холл и вскоре вернулся с изрядно потрепанным письмом – судя по всему, его многократно переадресовывали, и добиралось оно до адресата три недели. Даже если бы Пендергаст не узнал старомодный изящный почерк, он определил бы отправителя по китайским почтовым маркам: Констанс Грин, его подопечная, проживающая ныне в далеком тибетском монастыре вместе с новорожденным сыном.
Пендергаст вскрыл ножом конверт, вынул один-единственный листок и прочел:
Дорогой Алоизий!
Не знаю в точности, какая у тебя беда, но мне приснилось, будто ты пережил – или скоро переживешь – большое потрясение. Очень тебе сочувствую.
Мы для богов – что мухи для мальчишек, себе в забаву давят нас они[6].
Я скоро вернусь домой. Постарайся хранить спокойствие, ведь все под контролем. А что не под контролем – тоже скоро будет.
Знай, я всегда о тебе помню. И молюсь – то есть молилась бы о тебе, если бы молилась вообще.
Констанс
Пендергаст перечитал письмо, нахмурился.
– Что-то не так, сэр? – спросил Морис.
– Не могу понять… – Пендергаст обдумал прочитанное, затем отложил письмо и повернулся к верному слуге, протиравшему стол. – Надеюсь, Морис, вы посидите со мной в библиотеке.
Старый дворецкий замер от неожиданности.
– Простите, сэр?
– Неплохо бы после ужина выпить по стаканчику хереса, вспомнить старину. Нынче я в ностальгическом расположении духа.
Морис явно недоумевал, чем вызвано это весьма необычное приглашение.
– Благодарю, сэр. Позвольте мне только закончить уборку.
– Отлично. А я спущусь в погреб, подышу нам какую-нибудь заплесневевшую бутылочку получше.
Бутылочка нашлась не просто «получше» – херес «Идальго Олорозо» тридцатилетней выдержки.
Пендергаст отпил глоток, наслаждаясь сложным букетом: тона древесины и фруктов, послевкусие, которое, казалось, никогда не уйдет.
Морис присел на оттоманку, стоящую на иранском шелковом ковре, и до смешного напряженно застыл, прямой и недвижный в своем наряде дворецкого.
– По вкусу ли вам херес? – поинтересовался Пендергаст.
– Очень хорош, сэр, – ответил старик и сделал второй глоток.
– Пейте, Морис, – это согревает.
Морис повиновался.
– Хотите, сэр, я добавлю в камин полено?
Пендергаст покачал головой, снова огляделся:
– Странно… когда я здесь, меня всегда одолевают воспоминания.
– Неудивительно, сэр.
Пендергаст указал на большой глобус в деревянной оправе:
– Например, вспомнилось, как мы однажды сильно поспорили с няней – остров Австралия или же континент. Она считала, что остров.
Морис кивнул.
– А еще – тарелочки из веджвудского фарфора, которые украшали верхнюю полку вон того, – Пендергаст указал кивком, – шкафа. Помню, как мы с братом реконструировали взятие римлянами певкетского города Сильвия. Построенные Диогеном осадные машины оказались весьма совершенными: первый же снаряд угодил прямо в полку. – Он покачал головой. – Нас на месяц оставили без какао.
– Я отлично это помню, сэр, – сказал Морис, допив до конца.
Херес, похоже, начал действовать.
Пендергаст быстро наполнил рюмки.
– Нет-нет, я настаиваю, – сказал он, когда Морис попытался возразить.
Дворецкий кивнул и пробормотал «спасибо».
– Библиотека всегда была центром дома, – сказал Пендергаст. – Именно тут мы устроили праздник, когда я сдал школьные экзамены на высший балл. А дед репетировал здесь речи… помните, как мы усаживались вокруг и изображали публику – хлопали или свистели?