Наука, любовь и наши Отечества - стр. 22
А на другой день снова Клёново и на третий – тоже. Встаю по будильнику рано утром. На улице темень и мороз. А в автобусе тепло и радио включено. Всегда в это время песни. Из общежития ездим: я, Тарасов Коля – свиновод-разведенец и Тоня Югина, аспирантка Нестеровой. Иногда едут с нами Коля Стрекозов, тоже аспирант из нашего коридора, и Гена Шмаков – аспирант Девяткина. Коля Тарасов – высокий красавец и балагур, что ни слово, то шутка, а второй Коля – молчаливый, скромный, и чувствуется, очень хороший человек. Возят нас на стареньком двадцатиместном автобусике ВИЖевские шоферы Толя или Женя. Оба старше нас, прошли войну. Женя, говорят, был контужен, поэтому его лучше не раздражать. Он любит, когда все приходят вовремя, любит, если перед автобусом ноги тщательно вытирают, и ужасно нервничает, когда возражают ему. Тогда, кажется, автобус аж трясется. А Толя – душа-человек. В отличие от Жени, совершенно спокойно поджидает бегущего с фермы опаздывающего, с «попутчиков» берет лишь то, что дают, а коль нет денег, то и задаром отвезет. Однако есть у него слабость – сам признается: «Не могу пустым приходить в свой гараж-сарай, что-нибудь, хоть палку, обязательно принесу, а нет – больным себя чувствую».
Все мы поздравили друг друга с Новым годом. А на ферме я Марусю поздравила.
Вместе с нею кормлю своих поросят. Растут как на дрожжах.
Обменный (физиологический) опыт на свиньях и политзанятия
Начинаю «обменный». Из Клёнова привезла восемнадцать поросят в ВИЖ, на физиологический двор. Это бывшая голицынская конюшня, где, словно детские кроватки в яслях, стоят клетки для животных, сделанные так, чтобы моча вся стекала в подставленные бутыли. Ну а кал собирают дежурные в эксикаторы – стеклянные посудины с притертыми крышками. Дежурные на опыте круглосуточно работают, по два человека в три смены. Зарплата им – по три рубля за смену. Идут охотно, в основном лаборанты своего же отдела, потому что зарплата у них у всех маленькая: сорок – шестьдесят рублей в месяц.
Дежурные ворчат: обычно возят по девять – двенадцать голов. А у меня восемнадцать. Поросята с непривычки скачут в клетках, пытаются вырваться. Одному это удалось. Словили его, но, гад, успел эксикатор один опрокинуть, и разбилась крышка. За это ожидается большой нагоняй от хозлаборанта: вся эта посуда из Германии привезена – трофеи. Здесь таких не купишь. Пока что закрыла эксикатор обыкновенным стеклом.
Встаю теперь еще раньше. В шесть утра уже я на обменном опыте: взвешиваю от каждого поросенка собранные мочу и кал, беру средние пробы. Все это взвешиваю, отмериваю, записываю в журнал. Стараюсь все быстро делать, а все равно управляюсь лишь к десяти утра. И надо идти делать анализы, идти на английский, на политзанятия. Их сам Махаев ведет. А я однажды уснула на политзанятии. Пробудил меня ор Махаева: «Американцы бомбят дружественный Вьетнам, а она спит. Раньше сразу бы выгнали за аполитичность…» Я было начала оправдываться, но это лишь его распалило. Все молчали. Девяткин сидел напротив меня и то ухмылялся, то строил рожи умненького мальчика. Потом, уже в своем кабинете, стал изображать Махаева. Похоже! Смеялись от души. Кто-то в двери торкнулся, и Девяткин принял самый серьезный вид. Всё это в доли секунды. Настоящий артист!