Наука, любовь и наши Отечества - стр. 21
Докладывад профессор Модянов Алексей Владимирович, немолодой уже, прошедший войну (как мне сказали, без чинов и орденов, а только с медалью «За отвагу»). Он возглавляет лабораторию (внутри отдела), в которой работают с мочевиной, с ферментами и другими биологически активными добавками, ставя опыты, в основном на овцах и телятах. Отчет Модянова дополнил Саша Холманов. Томмэ похвалил его таблицы и графики. Мне понравились четкость, изящество изложения, однако не хватало, казалось, чего-то самого главного, того, что было у Рядчикова и у самого Модянова, того, что звало к размышлению. Слишком однозначно. «Только так и должно быть», – «говорили» его рисунки. Сам Холманов – стройный белокурый красавец с большими светло-серыми глазами, с отсутствием того самого, что высвечивает в лице его доброго старого шефа. В меру пижонистый, очень аккуратный. На него заглядываются. Особенно Ольге Глядяевой нравится он. Яркая, глаза большие, зовущие из-под длинных ресниц…
В меру пижонистый белокурый красавец Саша Холманов.
Потом выступал Венедиктов Алексей Моисеевич, специалист по фосфатам. Этот, казалось, вовсе без мысли и чувств, весь как налитая сарделька. От полноты щек даже глазки сузились. Докладывал ужасно скучно. Зато Анатолий Девяткин (ему уже за сорок, а он, словно мальчишка озорной, рожи строит, язык показывает) подперчивал свой доклад шуточками-прибауточками. Слушать было нескучно, хотя работа самая обычная – откорм бычков на свекловичном жоме. Потом выступали свиноводы: старший Махаев, одетый для такого события в отглаженный темный костюм, строгий, скромный, даже чем-то весьма симпатичный. Младшие научные сотрудницы, две Веры, словно мышка, тихая, зябко кутающаяся в шаль серую Печкурова и высокая, с крупным красивым лицом, с косицами вокруг головы Крохина. Виктор Рядчиков из всех выделялся эрудицией, энергией, душевной общительностью. Доложил о результатах опыта, а потом всё убеждал конференцию (которая в лице старушки Шаныгиной, специалиста по бумажной хроматографии, отчаянно сопротивлялась) приобрести японский аминокислотный анализатор. Убедил. Я последней выступила. Привесам поросят моих, не веря, ухмылялись. «Я вот проверю ваш опыт, я вам покажу!» – грозился Махаев Рядчикову после конференции. Его Махаев считал своим соперником, ну а я – из кадров Рядчикова…
Назавтра конференция продолжится. Будут витаминщики отчитываться, во главе с пожилой и несимпатичной Нестеровой. Даже когда она улыбается, видно, что недобрая. Видимо, жизнь у нее не задалась, она, говорят, одинока. Жалкая и злая.
У нее три человека работают младшими, в том числе Надежда Крускина, та, что в Тимирязевке меня воспитывала, и еще аспиранты. Надю Крускину уже седьмой год не пускает к защите. А еще есть в отделе старик, лет под шестьдесят, Демченко Петр Васильевич. Шустрый, поджарый, не боясь «воюет» с Томмэ, называя его табличным профессором и консерватором, который вцепился «в эту свою овсяную единицу». А он, Демченко, новую разработал, энергетическую. Однако всюду ему, Демченко, преграды строят. Докторскую вот уж третий год ВАК не утверждает.
Новый Год встретили всей семьей. Чуточку натянуто было меж нами с Ивой. Лене елочку маленькую принесли, нарядили. Подружки пришли к доче, Марина Дымковец и Наташа Терехова. Обе дробненькие и тихие, как мышки. А сегодня еще утром снова уехал. Я было загрустила, а потом вспомнила, что не поздравила еще Йирковых с Новым годом. Понеслась в Подольск звонить. Карел понял, кажется, что невесело мне. «Приезжайте к нам! Люба приглашает». Сразу же стало хорошо. Однако поехать отказалась. Вернулась домой, а там уже Иво. Смотрит на меня: я веселая. Уж не думаю об этой его заразе и думать больше не стану. Только Люба! Только Карел! Мои милые, родные друзья! Дыхание перехватывает – как люблю я их, как радостно мне. А Иво удивленный: «Где была?» Ага, думаю, заело. «В Подольск ездила, звонить. Карел и Люба нас поздравляют, приглашают в гости». – «А—а—а, – и засуетился с ужином. – Что хочешь, котлеты или рыбу? А может быть, „птачки“ (чудное блюдо чешское – фаршированное мясо) сделать, сегодня же праздник?» Ишь ты, думаю, о празднике вспомнил, и милостиво разрешила делать «птачки»…