Научные труды ХГФ МПГУ. Тезисы докладов - стр. 17
Исходя из «неизобразительного» языка архитектуры Н. Н. Воронин справедливо отмечает, что художественные взгляды общества на нее могут быть раскрыты только в «более общей, отвлеченной форме», нежели в изобразительных памятниках. Наряду с сохранившимися архитектурными сооружениями прошлого в работе указывается на необходимость учитывать и руинированные остатки зданий, в том числе раскрытые археологами. При этом, «исследователь обязан использовать все возможности, в том числе и миниатюру, и иконопись для своей цели воскрешения из небытия образа исчезнувших памятников»[6].
К сожалению, далеко не все вопросы, отмеченные в данной статье, получили свое развитие в отечественном источниковедении.
Примерно в том же направлении, что и Н. Н. Воронин, пошел его ученик П. А. Раппопорт, рассмотревший в своей монографии более узкий аспект проблемы – строительное производство Древней Руси X–XIII вв. (1994). Принципиальным исходным положением данного исследования было утверждение, что «единственным полноценным источником по организации строительного производства… могут служить только сами памятники». На основе всего известного науке материала автор детально характеризует сложные процессы, связанные со становлением местных архитектурных школ на Руси с их своеобразными техническими приемами, господствующие тенденции в развитии отечественного зодчества и его творческие контакты с византийскими и романскими традициями. На наш взгляд, заслуживают особого внимания внимания выводы ученого о том, что «интенсивные связи между мастерами-строителями разных русских земель не прерывались по мере развития феодальной раздробленности» и что «в конце XII – первой трети XIII в. …в русском зодчестве все более отчетливо выкристализовываются черты близости и стремления к единству». Можно в полной мере согласиться с П. А. Раппопортом с его основным заключением: «Сложность и многогранность строительного производства отражают многие стороны жизни общества»[7], хотя этот вопрос в работе специально не рассматривался.
Начало нового этапа осмысления значения произведений искусства как исторического источника следует связать с именем Д. С. Лихачева, с его работами об этикетности средневекового творчества. Впервые такая постановка вопроса была четко сформулирована в 1966 г. во вступительной статье к сборнику, посвященному сравнительному изучению литературы и искусства. Роль средневекового художника (в данном случае миниатюриста) ученый видит в том, чтобы восполнить «недостаток наглядности древней литературы», который объясняется ее «художественным методом». Рассматривая под этим углом зрения творчество иллюстратора, автор стремится «понять древнерусского читателя, степень его осведомленности, характер понимания, точность проникновения в текст, тип исторического восприятия [выделено мною – В. Ч.] и многое другое». Фактором, определяющим общность развития литературы, живописи и скульптуры, ученый называет их подчиненность «своеобразному этикету: этикету в выборе тем, сюжетов, средств изображения, в построении образов и в характеристиках». Такой подход к оценке литературы и искусства, по утверждению Д. С. Лихачева, «может не только помочь в интерпретации отдельных памятников и отдельных явлений, но и …истории культуры в целом»