Научи меня верить в любовь - стр. 35

– Я задал вопрос.

– В медицинский, – отвечает, высоко задрав подбородок.

Я доволен, но это внутри. Внешне же ледяное спокойствие, граничащее с равнодушием.

– Ты считаешь, что врачам не нужен русский язык? Врач может писать безграмотно?

Дергает плечом.

– Я добавляю еще одно правило в тот список.

– Какое? – стонет она.

– Запрет на НЕ посещение школы. Штраф – лишение карманных расходов на неделю.

– Чтооооо? – возмущается девчонка.

Не реагирую, продолжая:

– И мы заключаем сделку.

– Какую? – прищуривает она глаза.

– Ты разбираешься со всеми своими долгами. Как, меня не волнует. Но их не должно быть. И я подумаю о другой школе для тебя.

Смотрит с подозрением.

– Ты серьезно? – спрашивает осторожно.

– Да, – смотрю ей прямо в глаза.

– Окей, – тут же соглашается. – Но школу выбираю я сама.

– Посмотрим.

– Ты опять засунешь меня в какую-нибудь …

– Я не торгуюсь. Ты принимаешь мое условие? Или остаешься доучиваться в этой школе?

– Принимаю, – отвечает недовольно.

Я поднимаюсь, собираясь уйти к себе. Надо еще поработать. Возле девчонки торможу.

– Тебя не должно волновать ничье мнение о тебе, если у тебя есть цель и ты хочешь ее достичь.

Я не дожидаюсь от нее ответа, уходя в спальню. Пусть подумает. А мне еще предстоит найти для нее другую школу. Ни черта в этом не понимаю. Откладываю вопрос со школой до утра. Меня ждет два контракта и программный код. Да, иногда я радую себя личной работой над заказами. Это единственная слабость, от которой мне не хочется отказываться.

Девчонка каждый день продолжает ходить в школу. Нет, не так. Она каждый день утром уходит из дома. Иногда возвращается вечером, иногда – днем. Я не спрашиваю, учится ли она. Я просто жду. Скоро закончится четверть и станет ясно, чем занималась заноза. Но мне очень не хочется в ней разочароваться. А еще в последние дни я стал ловить себя на мысли, что она совсем не похожа на свою мать. Внешне. Девчонка совсем другая. У нее темные густые волосы. Другое строение лица, разрез глаз и их цвет. У моей сестры, насколько помню, они были серые. У занозы же карие. Даже фигура и то, как она держится, двигается, говорит. Хотя, возможно, я просто уже не помню… сестру. Да и тогда, когда я видел ее последний раз, ей было девять. С тех пор она могла измениться.

Сестра… Мне даже думать это слово непросто.

И, вообще, заноза могла пойти в отца.

– Кстати, а где ее отец? – прямо на совещании врывается в голову вопрос.

– Да какая мне разница? – тут же раздражаюсь и даже меняю положение в кресле, словно этим движением хочу сбросить себя лишнее и ненужное любопытство.

– Борь, задержись, – прошу Успенского, когда народ начинает торопливо расходиться. Медлит только Макеева. Вероятно, в надежде, что я захочу ее трахнуть. Мы не занимались этим со времен моей болезни. Не понимаю, почему, но мне даже не хочется. Нет, не секса. Мне не хочется Макееву. Я вдруг ловлю себя на мысли, что она начинает меня раздражать. Всем. От слащавого и тягучего голоса, слишком идеальной прически до движений руками и взглядов на меня.

– Так что ты хотел, Марк? – спрашивает Успенский. Я так погрузился в свои мысли, что не заметил, что в кабинете, кроме нас, не осталось никого.

Тру переносицу и не знаю, как начать разговор. Мне тяжело: подбирать слова и озвучивать их.

– Где учатся твои дети? – выпаливаю на одном дыхании, как будто, если произнесу медленно, то забуду, что хотел сказать.