Наташа Славина - стр. 5
– Тетя Варя умерла, – дрогнувшим голосом закончил он.
– Ах, тетя Варя, – словно успокоенная этим печальным известием, уронила Катя. – От чего же она умерла? – уже совершенно ровным голосом спросила девушка.
– Не знаю, подробностей пока никаких. Я получил только от тети Вари письмо, вот, возьми, прочитай сама, – протянул он ей конверт.
– Так Наташа переедет к нам? – окончив чтение, спросила Катя.
– Ну конечно!
– Но ведь это же страшно стеснительно, – возразила девушка. – В доме вдруг появится чужой человек!
– Чем же, Катя? Да, наконец, если бы и так, это наша обязанность, это великое для нас счастье сделать в память о тете Варе хоть сотую часть того, что сама она делала для нас. «В доме появится чужой человек…» Господь с тобой, да разве Наташа чужая? Наташа для меня дорогая, любимая сестра, как тетя Варя была мне по духу родной матерью. Ведь всем, всей своей теперешней жизнью мы обязаны только ей.
– Только не мы, а ты. Я лично вовсе не считаю себя облагодетельствованной этой семьей, для меня обе они чужие, которые к тому же никогда и не любили меня.
– Катя, мне больно слушать тебя. Я не могу, не хочу верить, что ты говоришь серьезно, очевидно, ты сегодня в настроении протеста, как это иногда случается с тобой. Брось, милая, ведь я пришел поделиться с тобой большим горем, пришел просить твоей помощи и содействия.
– Да в чем же? – пожала она плечами. – Ведь я не стесняю тебя, ты можешь делать, как тебе хочется.
– К сожалению, не могу. Мне страстно, до боли в сердце хочется сейчас же, сию минуту сесть в первый отходящий поезд и поехать за Наташей. Подумай, как ей, бедной, тяжело! Теперь она одна-одинешенька вернулась с похорон в опустевшую квартиру. Как болит ее бедное сердечко! А между тем, ты знаешь, я связан по рукам и ногам, я не могу отлучиться. Вот я и пришел просить тебя, Катюша, чтобы вместо меня съездила за ней ты. Сейчас всего лишь начало девятого, поезд отходит в половине первого, а сборы невелики – ведь в тот же день обратно.
– Ты, Дима, с ума сошел! – сердито вскинула она глазами. – Ты же прекрасно знаешь, что у нас завтра репетиция, предпоследняя, самая важная! Разве ж я могу уехать?
– Как репетиция? – в свою очередь переспросил пораженный Дмитрий Андреевич. – Да разве ты все-таки хочешь, сможешь участвовать, когда у нас такое горе?
– Какой ты странный! Не могу же я заставить всех участников спектакля оплакивать неведомую им твою тетю Варю и своим отказом расстроить все дело.
– Но как же Наташа?
– Пусть едет одна. А нет, так пусть подождет пять-шесть дней – тогда, пожалуй, я смогу за ней отправиться.
– Пусть едет одна! – с негодованием повторил брат. – Ребенка, махонькую девочку заставить одну сделать такое путешествие!
– Ты совершенно забываешь, что твоей «махонькой девочке» шестнадцать лет, – насмешливо поправила Катя. – Но, если этот ребенок, который всего на четыре года моложе меня, так беспомощен, – пусть сидит и ждет старших.
Глубоко возмущенный, не проронив больше ни звука, Дмитрий Андреевич вышел из комнаты.
«Как же быть? Конечно, ждать нельзя… Что ж, пусть едет одна… Неужели же ей действительно шестнадцать лет? А ведь правда: мне двадцать пять, она на восемь с половиной лет моложе, – первого ноября ей исполнилось шестнадцать».
А в памяти его упорно восставала фигурка маленькой девочки, еще совсем ребенка, с по-детски ясными смеющимися глазами, с полуоткрытым ротиком и вздернутой верхней губой. Ведь целых четыре, даже четыре с половиной года не видал он Наташу.