Наташа Славина - стр. 17
Он был маленький, юркий, какой-то весь лоснящийся и красный. Его воротники вечно подпирали подбородок, непомерно длинные ступни в кричащих желтых сапогах, казалось, появлялись в комнате прежде владельца, а пиджаки, смокинги и жилетки странного кроя придавали ему карикатурный вид. Яркий галстук украшала огромная булавка, многочисленные брелоки звенели на нем, словно бубенчики, и постоянно менялись перстни на мизинце. Ко всему прочему он с неизвестной целью всегда носил на носу монокль, хотя обладал превосходным зрением – субъекты, подобные Жлобину, считают эту деталь признаком высшего шика.
Увидав где-то Катю и пленившись ее красотой, он нанес визит Дмитрию Андреевичу, сумел войти в их дом, как входил во все дома, где были хорошенькие девушки, и открыто записался в ее поклонники. Впрочем, с появлением Наташи симпатии его раздвоились, и, несомненно, бо льшая их часть перешла на долю последней.
– Очаровательна, обворожительна ваша протеже, любезнейший Дмитрий Андреевич. Ундина, то есть положительно Ундина… или нет, Лорелея! Это мягкое золото на голове! Оча-ро-ва-тель-но!.. Вы, mon cher[8], не в претензии, что я так откровенно выражаю свой восторг?
– Пожалуйста, – холодно отозвался Дмитрий Андреевич.
– А только знаете, что я нахожу, друг мой? – разошелся Жлобин, довольно нахально рассматривая Наташу в свой монокль. – Как ни прекрасны эти волоса, но, мне думается, к типу вашей кузины несравненно больше подошла бы стриженая головка, это было бы так пикантно. Не правда ли? А ведь пикантность – это главное.
– Не согласен, – уже раздраженно и несколько возвысив голос, возразил Дмитрий Андреевич. – Самое прелестное в женщине – это женственность, а следовательно, и самым лучшим ее украшением, как присущим только женщине, являются длинные волосы. Женщина стриженая – это нечто противоестественное, оскорбляющее глаз. Но, мне кажется, не довольно ли вообще на эту тему?
– Отсталость, страшная отсталость, mon cher! – не обратив внимания на последнюю фразу, заболтал снова Жлобин и, сделав шаг по направлению к девушке, сидевшей невдалеке от них и повернувшей голову в их сторону при возражении Димы, очаровательно засеменил перед ней ножками. – Ваш покровитель – страшно отсталый, ужаснейший ретроград, не правда ли, мадемуазель Наташа?
– Ее зовут Наталья Владимировна, – значительно отчеканил Дмитрий Андреевич.
– Pardon![9] Да, так вот, я хотел сказать, что ваш покровитель – страшно отсталый: в наш прогрессивный век он совершенно отвергает равноправие женщин, протестует даже против стриженых головок. Ха-ха-ха!.. – очень довольный собственной остротой, сам жезасмеялся он. – Но не верьте ему, мадемуазель Наташа – pardon! – Наталья Владимировна, он совершеннейший профан в этом отношении, как, впрочем, и подобает ученому. Положитесь на мою опытность: когда вы захотите увидеть у своих ножек всю мужскую половину рода человеческого, вы пожертвуете вашими косами. При вашем типе стриженая, вьющаяся головка – это мечта, это греза поэта, это…
– Что будет с мужской половиной человечества, когда Наташа острижется, не знаю, но пока что отдельные представители этой половины и так не прочь рыцарски склонить перед ней колени, – иронически проговорила Катя, несколько раздраженная вниманием, оказанным Наташе.