Наследство последнего императора. Том 3 - стр. 55

– Ещё ведут! Царского сатрапа ведут! Вешать сатрапа будут!..

Вслед за мальчишками появились трое легионеров – двое солдат под командой сержанта, огромного толстяка. Штыками и прикладами они гнали впереди себя бледного до зелени приземистого широкого человека в мундире, на котором ярко сверкали форменные орлёные пуговицы.

Земля ушла из под ног Волкова. Чешские легионеры вели Пинчукова, избитого в кровь.

За ними мелким шагом следовал высокий худой субъект, в котором доктор Деревенко узнал видного деятеля партии социалистов-революционеров Мормонова. Эсер Мормонов подошёл к виселице и закричал звучно и резко, как на митинге:

– Господа! Граждане! Товарищи! Вот он, подлый служитель прежней преступной власти, царский сатрап, тюремщик! Многие годы он терзал и мучил в тюрьме лучших людей нашего города, лучших людей России, революционеров, которые бестрепетно отдали свою жизнь и свободу ради нашей революции и будущего России! А этот презренный лакей рухнувшего гнилого режима пытался бежать от справедливого возмездия, но был схвачен. Наши братья и освободители чехословаки не спят! Они всегда начеку!

– Да что это… что же это… – бормотал Волков. – Какой же он сатрап… Неправда, я свидетель. – И громче: – Никакой он не сатрап! Гражданин Пинчуков – честный и порядочный человек. Я его знаю! Я сам сидел в тюрьме при большевиках и со всей ответственностью могу заявить…

– А ты замолкни! – гаркнул на Волкова толстяк легионер, и Волков, к своему изумлению, узнал в нём того самого четаржа, который за обручальное кольцо дал ему ненужное разрешение на проезд до Екатеринбурга.

Толстяк толкнул Волкова пухлым большим, как дыня, кулаком в живот:

– Замолкни, смерд. Бо до него, – он указал на виселицу, – тебя приеднаю, du Arschloch!14

– Алексей Андреевич! – доктор взял Волкова за локоть – крепко, до боли. И потащил в сторону. – Сейчас же замолчите! – яростно прошипел он. – Ничем вы ему не поможете. И ничего не докажете. Они нас за людей не считают. Из-за вас они нас в сей же час повесят.

– Нет, я так не м-м-могу, – заикаясь, выговорил Волков. Озноб бил его по-прежнему.

– Не надо, Алексей Андреевич, – тихо и грустно проговорил Чемодуров. – Давайте убираться отсюда…

И Волков замолчал, провожая взглядом Пинчукова, страшно похудевшего, так что мундир на нем провис, как на вешалке. Ещё утром он с трудом застёгивал на животе пуговицы.

Пинчуков бессмысленно таращился по сторонам, тряс головой, как паралитик, и заунывно повторял, как нищий на паперти:

– Братцы, пощадите… Ни в чём не виноват… Как перед Богом… Братцы, голубчики, пощадите… Ни виновен – видит Господь…

Но из толпы ему весело кричали:

– А ты узников революции, народных заступников много щадил?

– На куски его порубить и собакам бросить!

Толстый четарж поднял руку:

– Тихо, панове гражданы! Я сильно прошу от вас одну минуту внимания.

– Да хоть час! – крикнули из толпы.

– Не-е, мне час не надо. Так говорите, на гуляш сатрапа порубать? Или на ковбасу?

– На гуляш! Нет, на колбасу! – взревела толпа. – Руби, братец чех!

Четарж обратился к Пинчукову:

– Слышаешь, сатрап и холуй царски? Народ мясника для тебя требует – разумеешь?

Пинчуков продолжал трясти головой и бормотать: «Пощадите, братцы, нет на мне греха». Потом замолчал и только дико озирался.

– Брате солдате, – сказал толстяк одному из своих. – Запусичь