Наследство последнего императора. 2-й том - стр. 11
Он дал минутную возможность Свердлову и Голощёкину усвоить все услышанное.
– И что делает тихая, скромная, спокойная, совсем не антисемитская Финляндия? Как только ваш Ленин подарил ей свободу и независимость, финляндцы на второй день устраивают кровавое побоище и массовую резню наших братьев. Но в газетах о том никто не пишет. А вы не читаете. И не знаете, что там происходит – в свободной Финляндии. Никто не хочет знать… Европа не хочет, Америка не хочет. И вот, в полной тишине и спокойствии Финляндия принимает закон, по которому всем евреям запрещено жить там под страхом смертной казни! Приговор приводится в исполнение немедленно, без суда и следствия… Что это? Что это такое, я вас спрашиваю?! – горестно воскликнул Шифф, воздев вверх руки.
– Да-да, конечно, – согласился Свердлов. – Это нехорошо. Но вот именно эти события в Финляндии укрепили нас в мысли декретом обеспечить защиту евреев здесь.
Шифф презрительно усмехнулся и махнул рукой.
– Нет, вы мне все-таки скажите мне, сын мой Яков, – опять страдальчески спросил он, – что же на самом деле будет через пять лет после вашего с Лейбой декрета? Все-таки не скажете? И вы, Шая, тоже, я вижу, не скажете…
– Нет, почему же, рав Якоб, – возразил Голощёкин. – Я могу сказать…
– Так в чем же дело!
– Конечно, уважаемый рав Якоб, – начал Голощёкин, – вы очень даже за свои мысли правы. Но обратно ж не так все будет страшно. Да, я думаю, будет небольшой антисемитизм.
– Вот! – шлёпнул ладонью по колену Шифф. – Вот я об чем говорю! Поняли, в концов конце! Но только он будет очень большой, ваш антисемитизм. Такой большой, что больше не бывает! Больше вашего с Троцким декрета. Трупы евреев будут лежать в каждой помойной яме. Но и помоек не хватит, и будут тела братьев наших валяться прямо на улицах. И виноваты будете вы, Яков! – Шифф, распаляясь, ткнул пальцем в сторону Свердлова и едва не попал ему в пенсне. – Кому это будет выгодно? Кому это будет полезно? Кому? Это спрашиваю вас я, старый Якоб Шифф, который много повидал на своём веку, а ещё больше размышлял!..
– Однако… однако, рав Шифф, – проговорил Свердлов, отстраняясь на всякий случай назад. – И об том мы с товарищем Троцким тоже говорили, и Троцкий…
– Плохо! – перебил его Шифф. – Очень плохо вы думали! Вы совсем не умеете думать! Ни на один карат не умеете. Ну, и что там ещё надумал ваш дорогой товарищ Троцкий?
– М-м-м… Так я ж уже сказал, – недовольно проговорил Свердлов. – Вся власть у нас. Армия у нас в руках. Почти вся ЧК управляется нашими людьми. И мы уже сегодня душим антисемитизм в коляске… Я говорю – в колыбели. Уже сейчас Троцкий расстреливает каждого, кто…
– Ах, он расстреливает! – издевательски воскликнул Шифф. – Конечно! Он больше ничего не умеет. И ничего не любит. Он очень любит только кровь пускать – про то знает уже весь мир! Прямо Агицын-паровоз10 какой-то!.. Еврей должен быть скромным и тихим везде! В этом суть нашей власти. Потому что шумный и наглый еврей вызывает ненависть не к себе одному, а ко всему нашему народу! Грабит один Рабинович, а наказывают за это всех евреев.
Он перевёл дух. Потом взялся за стакан. Поставив на стол Свердлову пустой стакан, Шифф уже более мягко произнёс:
– Скажу вам так, дети мои. По-настоящему, ваш декрет нужен только твердолобым сионистам. Жаботинский и Герцль