Наследники. Дочь в отца - стр. 8
Замужем тетя не была и детей у ней не было. Точнее ребёнок когда-то был, но появился на свет с врожденной патологией и долго не прожил. А у тёти детей больше быть не могло. После смерти мамы она забрала меня к себе. Кормила, одевала, обувала, следила за моей учёбой. Но ласки и нежности от неё дождаться бало практически невозможно.
А один раз мы с ней крупно поругались. Я заявила, что хочу быть врачом, а тетя Надя с негодованием выдала:
– Этот выбор, в любом случае для тебя трагедия. Если ты отучишься и поймёшь, что это не твоё – трагедия по жизни. А если отучишься и станешь хорошим врачом – трагедия для личной жизни.
Я не стала с теткой спорить. А просто пошла, сдала экзамены и поступила. Тётю Надю уже поставила перед фактом. А она со мной до начала учебного года не разговаривала.
И вот как я могла рассказать ей о беременности?
Тут сразу две трагедии. Потому что я хотела быть врачом. Мне нравилось учиться. А если рожать, а другого быть не могло, то мне бы пришлось распрощаться с карьерой и я бы всю жизнь от этого мучилась...
В общем судьба решила за меня.
Прямо во время ночной смены в больнице у меня началось кровотечение. Вот тогда мне и пришлось признаться во всем тетке. Меня тут же отвезли по скорой в больницу. Но ребёнка спасти не удалось.
Отмахнувшись от воспоминаний, я вышла на улицу и вызвала такси. Машина приехала быстро и уже через полчаса я выходила возле теткиного подъезда. Поднялась пешком на второй этаж и надавила в кнопку звонка.
– Привет, а чего не предупредила? – вот такими словами меня встретила родная тётка. Одной рукой она дверь придерживала, другой шёлковый халат на груди.
К слову, несмотря, что тетке через год на пенсию – выглядела она шикарно. И намного моложе. Подтянутая, стройная. Мы с ней одного роста и одного размера, и если мы где вместе появляемся – нас принимают за сестер.
И я подозреваю, что у теть Нади есть мужчина. Только она его от меня прячет. И эта её вечная фраза, чтобы я предупреждала о своих визитах...
– Поговорить надо, – нахмурилась я, толкая дверь.
Тётка сдалась, открыла дверь и пустила меня в квартиру. Я невольно опустила взгляд, подмечая что на стройных ножках тети босоножки на высоком каблуке. Лицо накрашено, и халатик слишком уж короткий и яркий.
– Ты не одна, что ли?
– Одна я, – вздохнула тётка. – Купила босоножки, разнашиваю. А ты... чего это от тебя алкоголем пахнет?
Вот она всегда так. Стоило мне хотя бы глоток чего выпить – тётка почует. Нет, не ругает, но так пренебрежительно смотрит. Уж лучше бы ругала.
– А это мы поминали, – бросила я и, стянув с ног кеды, прошла на кухню. Села за стол.
Тётка зашла следом и, прислонившись спиной к гарнитуру, поинтересовалась:
– И кого вы поминали?
– Папу моего, – ответила я и уставилась на тётку, следя за её реакцией. – Ярцева Дмитрия Анатольевича.
Ни единая мышца на красивом женском лице не дрогнула. А вот глаза тёти Нади выдали – блеснули.
– Умер, значит, – фыркнула она.
– И часть наследства мне оставил.
– И много? – свела она брови к переносице.
– Прилично. Там одно денежное ежемесячное пособие больше, чем моя зарплата.
– Надо же. Не забыл.
– Самое интересное, что родня моя по отцу о моем существовании знала. А я вот о них нет. Не расскажешь – почему?
Тётка вздохнула, покосилась на холодильник и подошла к нему. На дверце стояла бутылка коньяка, начатая, но совсем немного. Теть Надя поставила коньяк на стол, а через несколько секунд рядом оказался лимон и два бокала.