Наследники чужих судеб - стр. 6
– Прыгает из койки в койку, – негодовала старшая сестра. – Без капли стеснения, угрызений совести и сомнений в правильности своих поступков. И в кого она такая уродилась?
Старушка тяжело вздыхала. Она знала – в кого. О ее бабушке Ефросинье в Ольгино когда-то легенды ходили. Не по времени раскрепощенная, красивая, дерзкая, она сводила мужчин с ума. Даже купец-миллионщик Егоров, хозяин этих земель, перед ней не устоял. Он же замуж ее выдал, когда наигрался, приданое ей справил. Да только не жилось Фросе спокойно, тянуло налево. Даже глубоко беременной бегала к любовнику своему, кузнецу. От него, возможно, и родила дочку. А когда муж в Гражданскую погиб, перестала свою сущность скрывать. К молодой и прекрасной вдовице кто только не захаживал. А вот кузнец перестал. Он замуж Фросю звал, да она только фыркала:
– Ишь чего удумал! Чтоб я еще раз на себя хомут повесила? Да ни за какие коврижки!
И все же пошла она под венец второй раз. Не смогла отказать влюбленному в нее красному комиссару. Мужчина при власти, при кормушке (голодали тогда в их краях), при возможностях. Фросе стало тесно в Ольгино, хотелось в город, и муж обещал сделать все для того, чтобы его перевели. Но этого не случилось. Комиссар, узнав об измене жены, пришел в бешенство и устроил стрельбу. Сначала он палил по Фросе, а когда попал ей в шею, пустил пулю себе в висок. Умер на месте. В отличие от благоверной. Та выжила, но осталась инвалидом: не могла держать шею, и голова заваливалась то набок, то вперед. Однако это не мешало Ефросинье вести бурную личную жизнь. Мужички как ходили к ней, так и продолжали это делать. Она еще не каждого пускала на свое ложе, выбирала тех, кто покрепче, покрасивее. В сорок семь слегла, но без мужской ласки не осталась. Ею Фросю одаривал местный фельдшер. Придет давление померить, укол поставить, да и останется на ночь. Благо не женат был в свои двадцать семь, мог себе позволить.
Умерла Ефросинья четыре года спустя от сердечной недостаточности. Как поговаривали, во время секса, но фельдшер уверял, что обнаружил ее мертвой, когда явился с медосмотром. К тому времени он создал семью и клялся в том, что его шуры-муры с покойной в прошлом. Никто ему не поверил, кроме супруги. Не могла юная барышня допустить мысль о том, что ее муж бегает от нее к лежачей кривошеей старухе.
…Обо всем этом Оля узнала много позже, когда стала взрослой. А в то распрекрасное лето она познакомилась с теткой, о которой очень мало слышала.
– Алена живет в Крыму, – говорила о младшей своей дочери бабушка. – Работает в детском лагере «Артек». Меня постоянно в гости зовет, да я не еду.
– Почему?
– Боюсь дороги, новых мест… Я ж не была нигде, кроме Энска. – Там она училась на медсестру. – Даже в Москве. И моря не видела никогда, поэтому его тоже боюсь. Вдруг волной меня унесет, и что тогда, я ж плавать не умею?!
– Какая ты, баба, трусиха, – хмыкала девочка. – А я бы поехала в Крым. Тем более Алена в «Артеке» работает! Почему она нас с мамой не зовет?
– Поругались они с твоей мамой несколько лет назад. Не общаются. – Баба тяжело вздыхала и меняла тему разговора.
И вот в один прекрасный день Олю с друзьями прогнал с речки дождик и она, вся мокрая и до колен испачканная грязью, прибежала домой, а там… Писаная красавица! Шикарная, как из журнала, да не российского, а зарубежного. Она сидит на диване, скрестив по-турецки ноги, курит длинную, пахнущую чем-то мятным сигарету и разговаривает по телефону. Не городскому, а мобильному! Оля такого в Ольгино ни у кого не видела, хотя говорили, что у мэра, директора мясокомбината и смотрящего за городом они имеются.