Наследник для иностранца - стр. 34
Благодаря большим окнам в доме я могу краем глаза наблюдать, как Кирилл разговаривает с сестрой, и, судя по её лицу, Карине не очень-то и нравится то, что говорит её братец. Зная Авдеева, он наверняка учит её, как жить, и я понимаю её негодование. Кому понравится, когда в твою жизнь лезут всякие… козлы. В итоге Карина кивает и, встав на ноги, скрывается с поля моего обзора. А Кирилл, встав в пол-оборота со спрятанными в карманы домашних штанов руками, смотрит на меня многообещающим взглядом. И этот взгляд не сулит мне ничего хорошего.
Возможно, опять перегнула, но я правда устала. Не могу жить в заточении, даже если здесь все условия для комфортной жизни. Вот почему он такой? Обязательно приказывать и угрожать? Мы ведь взрослые люди, умеем разговаривать, договариваться.
Я даже готова жить с ним в одном доме ради Тёмки, но хочется иметь возможность выйти за ворота, продолжить заниматься любимым делом, встречаться с родными, с друзьями. Можно прийти к компромиссу, но нет, он ведь тиран и, видимо, получает удовольствие, когда раздаёт приказы, а люди не могу ему ответить, как им хочется.
За потоком мыслей я не замечаю, что солнце скрылось за облаками, и только когда ветер начинает трепать мои волосы, понимаю, что пора вернуться в дом. Что, собственно, и делаю. Забрав недовольного Артёма, поспешно направляюсь к двери.
– Качели, – хнычет сын, протягивая руки назад.
– Тёмочка, дождь сейчас пойдёт, – говорю ребёнку, но ему нет дела, он уже вовсю рыдает.
И только мы заходим в дом, как на улице начинает лить как из ведра.
– Вот видишь, – обращаюсь к сыну и опускаю его на пол.
Однако, сегодня у нас день истерики, и Тёмка, прилипнув к окну, плачет крокодильими слезами. Не знаю, как у других детей, но у моего, как и у любого взрослого человека, бывают плохие дни. Когда все раздражают, ничего не получается и всё, что хочется – это завернуться в плед и смотреть какую-нибудь сопливую мелодраму. Но дети так не могут, поэтому выражают своё негодование истериками и рыданиями.
– Артём, посмотри на маму, – говорю я, присев на корточки, и разворачиваю его лицом к себе.
– Нет! – топает ножкой и пытается вырваться из моих объятий, словно я чужой человек. – Качели, – через рыдания проговаривает ребёнок.
– Ты хочешь намокнуть и заболеть? Хочешь, чтобы дядя доктор делал тебе уколы? – пытаюсь спокойно говорить.
– Качели, – продолжает свою шарманку,
– Что происходит? – рявкает появившийся Кирилл.
– Гены твои наружу вырываются, – сухо бросаю, едва посмотрев в его сторону.
– Он ударился? Упал? Что? – словно и не слышал, что я сказала.
– Всего лишь не сделали так, как он захотел, – отвечаю и поднимаюсь на ноги. – Ты ведь отец, вот и объясни ребёнку, что на улице дождь, и на качели пока нельзя, – говорю таким тоном, будто в истерике Артёма виноват Кирилл, и делаю то, чего никогда в жизни не делала – прохожу мимо Авдеева и выхожу из помещения, оставляя своего ребёнка с ним.
Далеко я, конечно же, не ушла, всё же курочка-наседка внутри меня не позволила оставить своё чадо на человека, который понятия не имеет, как себя вести с детьми. Спрятавшись за угол, я, навострив ушки, внимательно слушаю, что там происходит. Пока что из кухни раздаётся только плач моего сына, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вернуться и успокоить ребёнка.