Наследие. Том первый (1967 – 2016) - стр. 6
Чтоб уступить вновь шутовское место
Другому – королю или шуту.
Я – королеский шут и, если честно —
Кто без меня заполнит пустоту?
Разговор в курилке
– Давайте, мужики, поговорим…
– О выпивке, а может быть, о бабах?
– Мы в выпивке когда-нибудь сгорим…
– А выпить мы пока ещё не слабы!
– Нет, мужики, давайте о другом…
– О жизни что ли? Будь она неладна!
– Нет, мужики, о самом дорогом…
– Всё дорого теперь. Как чёрт от ладана
Бежишь от цен, аж прямо дрожь берёт.
– Эх, мужики, неужто непонятно?
– Понятно всё – проблем невпроворот,
К тому же завтра, говорят, зарплата.
Вот мы гульнём! Гульнём от всей души
И нашим бабам кое-что покажем…
– Эх, мужики…
– Да брось ты, не шурши,
Вот выпьем и полегче станет даже.
…И так всегда. И так везде и всюду:
О женщинах ни слова – словно нет.
Я им ору: Я завтра пить не буду!
– Ну и дурак – послышится в ответ…
Я умер на святую Пасху
Поют в церквах пасхальные стихиры
В них воздают свою любовь Христу,
А я спешу с тоской своей к трактиру,
К стакану прикоснуться, как к кресту.
В безбожии своём себя уверив,
Пьём водку с ней под колокольный звон.
Ведь всё равно любовь давно потеряна,
Душа с похмельем тоже выйдет вон.
Быть может ей покаяться хотелось,
Но я до покаянья не дошёл
И не успел – моё пустое тело
Наряд из вытрезвителя нашёл.
Без денег. Без души. И не опасным,
Как будто я сегодня и не жил.
А вдруг я умер? И на святую Пасху
Сам по себе молитву отслужил.
По дням своим растраченным впустую,
И по любви, не признанной тобой.
И нужен ли такой теперь Христу я?
Как не нужна и мне его любовь…
Он жизнь мне подарил
Мне говорят я по ночам кричу.
Всё может быть. Кричу, но не от страха.
Меня вы не будите, я хочу
В последний раз ещё сходить в атаку.
Чтоб друга защитить от пули злой,
От той, что наяву его сразила.
Чтоб друг мой был по-прежнему живой.
Но только я вернуть его не в силах.
И никаких моих не хватит лет
И слов моих простить себя за слабость.
Он мне тогда отдал бронежилет,
А подарил, выходит, жизни радость…
Фемита ля комедиа
На твой спектакль я не достал билета.
Толпа у кассы. Людей невпроворот.
Увы, меня, безвестного поэта,
Тупой швейцар прогонит от ворот.
А ты в том зале. И свет уже потушен.
Висит над залом сладкий полумрак.
И разодетые в шелка и джинсы души,
Глазами так и жрут Гамлетов фрак.
И ты для них с ума сегодня сходишь?
Офелия! Родная! Не дури!
И Гамлет твой сегодня, пьяный вроде,
Всё лезет целоваться. Так умри!
Умри, Офелия! Умри как Дездемона!
Пусть я поэт и вовсе не актёр,
На сцену вырвусь – ты падёшь без стона,
А в зале урагановый восторг!
Швейцар вздохнёт: опять переиграли!
Под гром оваций унесут тебя
И долго буду я в ревущем зале
Стоять один, рубаху теребя…
Ты – муза?
Муза в гости пришла.
Здравствуй, Муза,
Проходи и садись ко столу.
Вот стакан, вот бутылка,
Вот ужин…
Закуси и начнём рандеву!
От восторга кричу: Ай, да баба —
Не моргнув выпивает стакан!
И на пол женский, видимо, слабый,
И скорее иду на таран.
А она, словно ведьма, хохочет:
Ты, поэт, вновь набрался уже.
И сидит за столом, между прочим,
Словно в прочном сидит блиндаже.
И глазами стреляет, как пушка.
И в квартире сплошной артобстрел.
Может Муза не Муза? Неужто
Снова чёрт ко мне в дом залетел?
Амур
Залетел на огонёк в опустевшую квартиру
Незнакомый паренёк так похожий на факира.
Оказался балагур, неплохой и скромный малый.
Говорил, что он Амур, но про это врал, пожалуй.