Размер шрифта
-
+

Наследие противоречий. Истоки русского экономического характера - стр. 31

). В частности, на вече избирался посадник (в Пскове – двое посадников). Он председательствовал на народном собрании, контролировал деятельность князя и других должностных лиц. Судебные функции князь осуществлял только в присутствии посадника. Избирался также тысяцкий, который в мирное время ведал торговлей и осуществлял суд по торговым делам, а в военное – командовал новгородским ополчением. Вече избирало и архиепископа (в Пскове – епископа)… Новгород делился на пять концов (Псков – на шесть). В каждом конце, на каждой улице созывалось свое вече, избирались соответственно кончанские и уличанские старосты. Пригороды также пользовались определенным самоуправлением”>13.

В русских Новгороде и Пскове еще в XI–XII вв. было очевидным то, что почти через тысячелетие “открыл” Хайек: “Предостаточно признаков того, что неограниченная демократия движется к гибели, и крах будет сопровождаться не криками радости, а слезами сожаления. Уже сейчас ясно, что многие сформировавшиеся ожидания могут оправдаться только при условии передачи права принятия решений из рук выборных органов коалициям организованных интересов и их наемным экспертам”>14.

В отличие от большинства стран Европы, в России вольные города так и не стали самостоятельными государствами. Со временем посредством войн, где дополнительным фактором инициирования боевых действий было стремление захватить и установить на территориях единый налоговый, правовой и хозяйственный порядок через физическое уничтожение или порабощение конкурентов, эти города растворились в русском государственном единоначалии. Новгород был присоединен к Московскому государству в 1478 г., а Псков вошел в состав Московии в 1510 г.

Кстати, вече как способ решения насущных политических и социально-экономических проблем было древним механизмом, берущим свое начало еще в первичной славянской догосударственной формации. Как показал Игорь Фроянов, “с переменами, происходившими в социальной структуре восточнославянского общества, менялось и учреждение: племенное вече эпохи первобытного строя отличалось от волостного веча второй половины XI–XII веков”>15. То есть по мере перехода от родовой общины к владельческой возрастало и значение совместно выработанных и одобренных решений, но уже не на межсемейном или родовом, а на общинном, а после – межпоселенческом уровнях, причем в строгих государственно-правовых рамках.

Впрочем, на отдельных территориях внутреннее уложение общин долгое время оставалось относительно самостоятельным. Это прежде всего так называемые “поморские” города (Великий Устюг, Вятка [прежнее название Вятки – Хлынов], Кайгородок, Каргополь, Кевроль, Кола, Пермь, Соликамск, Сольвычегодск, Тотьма, Черанда, Яренск), а также территориальные образования в Сибири и на юге России, где еще долгое время существовал упраздненный в центральной части страны порядок перехода крестьян с места на место. Особый статус “поморских” городов сохранялся вплоть до 1699 г., когда Петр I отдал все поморские уезды в ведомство земских бурмистров. Однако главная причина, по которой “поморские” города и приравненные к ним территории обладали свободным статусом, – это недостаточный контроль за удаленными территориями.

Черты относительной неуправляемости регионов мы можем найти и в современной России. Однако нынешняя “свободность” не является наследственной чертой русского социума в чистом виде, а возникла во многом вследствие разрушения советской сетевой структуры государственного управления, в первую очередь партийной матрицы, когда решения, принимаемые в Центре, в короткий срок принимались как руководство к действию в самых дальних уголках страны

Страница 31