Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - стр. 5
– Льёс уак нонт комме тьюлк, – важно продекламировал он, чеканя каждый слог.
– Надеюсь, это комплимент моей дамской прелести? – хохотнула я.
– Суждение о ценах на особое вещество, питающее магию механизмов, – Ренуард отодвинул свисающий полог, прикрывающий вход, и мы шагнули в пыльное тёмное нутро тимберийского цирка. – Образуется из остатков древних живых организмов. Вещество это вязкое, как смола, и такое же чёрное. В первоначальном виде безопасно, но как только подчиняется человеческой воле, становится ядовитым для магов. Как ризолит, только… радикальнее: оно не блокирует, а уничтожает магическую память в живом организме, разъедает её медленно, но верно. Подавляет любые заклинания, ослабляет власть богов над человеком. Как будто ты жертвуешь даром божественной магии в обмен на ещё больший дар человеческой науки. Ещё тридцать лет назад оно было не так популярно, но теперь в Тимберии эта штука повсюду. Она и есть их божество прогресса. Даже Толмунд бессилен перед его могуществом. Представляешь эту силу?
– Пока не очень, – честно призналась я и огляделась. Ряды трибун, старые балки, облупленные игрушки размером с настоящего капрана – цирк был явно давно заброшен. Я перевела взгляд на Ренуарда и подняла уголок губ: – Чувствую себя на занятии в Кроуницкой академии. Сложные вещества, цены, могущество и его ограничения…
– Это просто разговоры матросов, понятия не имею, правдивы ли они, – Ренуард коротко поцеловал мою руку и по-хозяйски прошёл вглубь здания.
Я сощурилась, пытаясь привыкнуть к полутьме.
Света здесь было достаточно – он проникал сквозь щели и рассеянно лился сверху, просачиваясь сквозь ткань крыши. Но после солнечной яркости баторского дня потребовалось некоторое время, чтобы лучше рассмотреть окружение.
Внутри цирк не был похож ни на театр, ни на палатку таххарийца. Вообще ни на что из того, что мне доводилось видеть ранее.
Синюю арену с изображением двух жёлтых шестерёнок окружали витые столбы, пронзающие огромных лебедей – некоторые из них парили почти под самым потолком, другие же шагали по земле, касаясь пола перепончатыми лапами. Я осторожно прошла ближе к диковинному зрелищу. Носки туфель тут же покрылись мелким песком.
– Одну минутку, – мелькнул в стороне Ренуард, вытягивая шею и заглядывая куда-то за ряды поломанных кресел. – Сейчас вернусь. – Он стрелой пролетел мимо и крикнул: – Ну где вы там? Поторапливайтесь!
При ближайшем рассмотрении деревянные лебеди оказались лодками – внутри были сидения, как в старых дилижансах. Я погладила шею с потрескавшейся краской, подняла голову к трибунам – между рядами валялись обломки музыкальных инструментов, бюсты статуй, чудные шляпы, посеревшие от пыли. Ярким пятном выделялся обрывок флага Квертинда – от Иверийской короны осталась ровно половина. У дальней стены громоздким облаком белела перина – огромный бархатистый на вид шар, сохранивший удивительную чистоту посреди общей разрухи. Кроме этой перины, было здесь и ещё кое-что совершенно новое: ровно посередине арены сверху свисали две длинные белые полоски ткани, едва колышущиеся на лёгком сквозняке.
– Я запретил наводить в цирке порядок, решив сохранить историю этого места, – Ренуард вернулся со свитой из двух человек и одного удивительно высокого рудвика. – Но здесь почти ничего не работает. Говорят, паровой механизм приводил в движение лебедей и они взмывали в воздух, унося с собой ездоков. И это только одно из чудес науки. Я часто приходил сюда в детстве с бабушкой, большой почитательницей нововведений Мелиры. Жаль, что Квертинд перестал сотрудничать с Тимберией.