Нашествие. Попаданец во времена Отечественной войны 1812 года - стр. 13
А кто-то в казарме оставался, разбивались на кружки по интересам. Кто в карты играл, другие в кости, но все равно на деньги.
Алексей почитать бы хотел, но небольшая библиотека была только у полкового священника, да и то книги о житиях святых или на библейские сюжеты. Особо разговаривать не с кем, положа руку на сердце, – не было друзей. И причин несколько. С одной стороны, опасался проговориться. Скажет «метро» или «самолет», «компьютер» или «фастфуд», сразу вопросы возникнут: что это такое и где узнал? А еще и разговаривать не о чем. У большинства темы для разговора – выдастся ли в этом году урожай? Да как бы помочь с деньгами сродственникам, чтобы те корову купили. О политике, ситуации в мире разговоров не было. Да и откуда новости черпать, если ни радио, ни телевизора, ни интернета? Показалось – скучная, унылая жизнь ждет его.
Глава 2. Вторжение
Весной в городе только центральные улицы, мощенные булыжником, остались проезжими. Да еще по тротуарам можно пройти, где они дощатые или из дубовых плашек. На остальных улицах грязь непролазная. Передвижение только по острой необходимости. Кремль и вокруг него, до стен Белого города, вполне проходим. Да почти во всех городах империи так: где губернатор или городской голова, там в штиблетах пройти можно, а через два квартала сапоги вязнут до середины голенища. Но солнце пригревало, земля стала подсыхать, уже и дороги для подвод проезжими стали. Через две-три недели трава полезла.
В полку полевые занятия возобновились. В полдень на одноколке подполковник приехал, да не один, с дочерью. Одноколка – эдакий экипаж на двух человек об одной оси. Алексеев сам экипажем управлял, для извозчика места нет. Легок такой экипаж, маневрен, лошадка тащит его без устали. Дочке лет четырнадцать-пятнадцать. Видимо, напросилась у отца полк посмотреть. Егеря рады стараться: грудь вперед, приемы с ружьями лихо исполняют, любо-дорого посмотреть. Подполковник сошел, дочка медленно дальше поехала. На полигоне постоянно отирались две собачонки, повара зачастую их подкармливали – то косточек бросят, то остатки щей из котла. Что им в голову пришло? А только кинулись к лошади, стали за ноги кусать. Лошадь и понесла. Девчонка в испуге в ручку вцепилась, чтобы не вывалиться из экипажа, собаки лают остервенело, лошадь всхрапывает. Егеря замерли. От места остановки экипажа до Алексея шагов двести, и лошадь в его сторону несется. Кинулся он наперерез. И лошадь остановить надо, и под копыта не попасть, иначе калекой быть. У лошади триста пятьдесят – четыреста килограмм веса плюс скорость, копыта железом кованы. Мало не покажется. Ухитрился подбежать к левому боку, левой рукой за оглоблю ухватился, подпрыгнул, вскочив на круп лошади. Уздцы натянул с такой силой, что лошадь голову вверх задрала.
– Тпру, милая!
И по шее оглаживает. Кобыла молодая, резвая, но пугливая. Ход сбавлять стала да и остановилась. Алексей с лошади спрыгнул, собачонку гавкучую пнул, что она завизжала, поджала хвост и убежала.
– Барышня, вы как? – обратился к дочке подполковника Алексей.
А та бледна, в глазах страх. К коляске уже подполковник бежит, за ним несколько офицеров. Прапорщик Северянов пистолет из кобуры вытащил, в собаку стрельнул, да мимо. Пуля выбила фонтанчик земли рядом, собака от звука выстрела бросилась убегать. Алексеев к дочке кинулся: