Наша зима. Проза. Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича - стр. 19

Взял жезл в руки, покрутил. Головы Анубиса, черепа, египетские иероглифы, сцены пыток. Недаром, имя «Сешафи» означает – злая женщина.

Под моими руками, одна из голов сдвинулась. В рукояти жезла, что то щёлкнуло. Навершие украшенное головами Анубиса, пришло в движение, сделав два оборота вокруг своей оси. Из рукояти выскочил шип и уколол меня в ладонь, на землю упала капелька крови. За спиной раздался шорох, хрустнула ветка. Я замер. Рядом с моей тенью, появилась ещё одна. Запахло тленом и страхом. На плечо легла иссохшая ладонь с длинными чёрными ногтями. Моё сердце остановилось. Пот струйками потёк по вискам. Египетские боги! Неужели сама Сешафи пожаловала в наш мир?

– Эй, милок, дай бабушке десяточку на хлеб – раздался над ухом старческий голос. Из-за спины вышла бабуля и требовательно протянула руку.

Фуух! Да это же всего лишь попрошайка. Выдохнул, вытер пот, трясущейся от пережитого рукой полез в карман за мелочью.

– Ты! Иди отсюда! – бабуля гневно замахнулась пакетом с пустыми банками на кого – то, стоящего с другой стороны лавочки.

«Ещё одна попрошайка» – подумал я. Надо пересесть в другое место, может, отстанут.

Повернул голову, что – бы посмотреть кто там.

«Гремучие кастрюли!» – выкрикнул я от удивления.

Женщина с лицом египтянки, словно сошедшая с фресок Каирского музея. Одета как телохранительница Клеопатры. Вместо пояса – ножны, на ногах сандалии. Красивое, надменное лицо.

Нищенка подошла к ней, и толкнула.

«Ты из какого цирка сбежала, шалава? Проси в другом месте» – добавила она и повернулась ко мне, протянув руку.

– Червончик дай.

Получить свои десять рублей она не успела. Египтянка зашла к ней за спину, схватила за грязные волосы и перерезала горло. Кровь выплёскивалась в такт биению сердца, попадая на мою куртку и лицо. Хотел сбежать, но не смог, ноги отнялись.

С совершенно спокойным лицом египтянка отрезала нищенке голову, держа её за волосы. Обезглавленное тело упало на дорожку парка. В монастыре протяжно ударил колокол.

Египтянка, держа голову нищенки за волосы, стала бить ей о бордюрный камень. При каждом ударе было слышно, как ломаются кости черепа.

На самой египтянке на удивление, не было ни одной капли крови. Закончив разбивать череп, достала нож и разрезала кожу. Запустила руку в мешанину из кожи и костей, достала часть мозга. Скорчив гримасу отвращения, съела кроваво – серую массу.

– Что за рабский язык, 33 буквы. В Египте, человека знающего меньше ста иероглифов считали слабоумным – произнесла она. – Моё имя – Сешафи.

Мне холодно. Я возьму твою жизнь, что бы согреться.

Моё сердце провалилось в желудок, мысли превратились в патоку, команда «бежать» из головы до ног не доходила.

Женщина подошла, и ударила меня ножом в глаз. Круша кости, нож вошёл в мозг. Свет померк.

«Это почтовое отделение а не справошная, пятнадцатое сегодня, ноября»

– Мужчина, так вы будете забирать бандероль, или нет? – женщина требовательно на меня смотрит.

– Пятнадцатое чего? – переспросил я у женщины.

– Ноября – удивлённо ответила она.

– А октябрь был? – задаю ей очередной вопрос.

– Мужчина, вы нормальный? – отвечает она.

Оставив бандероль, выхожу на улицу. Снег, а я в осенней куртке, холодно. В голове каша из дат и событий. Я точно помню, что пришёл за бандеролью в сентябре. События на лавочке помню как наяву. Домой шёл как во сне.