Наша самая прекрасная трагедия - стр. 27

Всё время, что он вёл меня, мы спускались вниз, но теперь будто очутились на вершине. Слева открывался вид на девятиэтажки Шевченковского района, а прямо у нас под ногами расположился целый город, с улицами, площадями и перекрёстками, состоящий из сотен гаражей. А вдалеке – чёрные заводы, с тянущимися к небу трубами и вздымающимися к нему клубами дыма. Вдалеке виднелся ещё один квартал девятиэтажек, скрытый за пустырями и частными домами.

– Вон туда, – указал на них Гоголь, – я не советую ехать никогда.

– Ты был там?

– Это мёртвый город. Он не относится ни к одному из районов. Если бы я был там, то вряд ли бы вернулся.

– Там живут люди?

– Да, только я не знаю, кто они, раз до сих пор живут там. Это даже не всё равно, что обитать на другой планете – это жить на астероиде. Там почти никого не осталось.

– Почему он – «город мертвецов»?

– К нему долго и трудно добираться. Люди покидают его и большая часть домов пустует. Это самое непригодное для жизни место в городе. Те, кто остаются там – всё равно, что мертвецы, живущие в своём склепе.

– Ты был там?

– Нет. И ни одна живая душа меня туда не затащит, по крайне мере, пока не найдётся надёжного проводника.

Я обдумывал сказанное им. В Берлине, иногда, мне приходилось бывать в подобных удалённых местах, к примеру, в Штаакене или в Шпандау, но никому и в голову бы не пришло называть это место «городом мертвецов», скорее, просто районом с выгодными арендными условиями.

– Я так понимаю, – улыбнулся он, – в Берлине совсем другие взгляды на жизнь, чем здесь.

– Не знаю. Но это место – переворачивает их с ног на голову.

– Жизнь здесь, если хочешь знать, это как квест, задача которого найти выход. Цель жизни – это выбраться отсюда. Но не для меня. Мне здесь нравится, меня в жизни всё устраивает. А вот многих других – нет.

– Всем кажется, что «по ту сторону» жить лучше. Но там тоже тяжело.

– Там люди богаче.

– Богаче вас, но такие же нищие. Для нас деньги имеют ровно такое же значение, как и у вас.

– Там люди свободнее.

Я уже было открыл рот, но не стал ничего говорить.

Мы простояли там минут двадцать. Я никак не мог насмотреться на открывшиеся мне виды, не мог насытиться ощущением, что мой старый мир трещит по швам, а его место занимает новый. Мы выкурили ещё по сигарете, а затем направились в дом его дедушки и бабушки. Там он угостил меня конфетами и включил телевизор. Тогда, я впервые увидел «Футураму» не на немецком. Его дом был таким маленьким, тихим и уютным. Я наслаждался атмосферой и думал, что украинский – такой смешной язык, но мне не составит труда вскоре его выучить. Досмотрев серию, я взобрался по лестнице во дворе на черепичную крышу и сделал несколько снимков оттуда. Солнце как раз садилось за горизонт и щедро одаривало стены соседних домов своим светом. Затем я с радостью стал пересматривать получившиеся кадры – в них было столько тепла.

Перекусив хлебом с ветчиной, Гоголь сказал, что проводит меня до дома самым коротким путём – через гаражи, честный сектор, рынок и мусорную свалку. Он сказал, что это будет увлекательное путешествие, которое придётся мне по душе, раз мне так понравилось всё, что он мне показывал. Это были самые настоящие задворки космоса, ничем не прикрашенные и правдивые места этого города. А значит, они заслуживают быть увиденными, пусть и только для того, чтобы больше не видеть их никогда. Я вынужден был согласиться, хоть и вдохновение у меня почти иссякло, я устал от этого района, впрочем, и от всего остального.