Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - стр. 63
Да, мы всей душой рвались в бой, и не сомневаюсь, что, получив задание на боевой вылет, выполнили бы его любой ценой… Ведь там, у государственной границы, уже шли жестокие сражения, в безжалостном огне которых сгорали жизни таких же, как и мы, молодых парней, наших старших братьев.
Но, насколько я помню, даже самого незначительного шапкозакидательства среди нас не было и в помине. Во-первых, еще не забылись слышанные в детстве рассказы односельчан, прошедших ад Первой мировой. Прекрасно зная, что все виды вооружения, особенно авиация, с тех пор шагнули далеко вперед, достигнув гораздо большей разрушительной способности, я отчетливо понимал: новая война потребует гораздо больших человеческих жертв. Конечно, делиться подобными умозаключениями с окружающими было бы не самым умным поступком, но красноречивые взгляды стоявших рядом товарищей говорили о наличии подобных невеселых мыслей и у них.
Во-вторых, совсем недавно завершилась финская война, об истинном лице которой без прикрас поведал нам, курсантам молотовской школы пилотов, командовавший взводом младший лейтенант… Так что слова популярной довоенной песни о том, что «мы разгромим врага на чужой стороне малой кровью и сильным ударом», уже тогда казались нам слишком оптимистичными.
Правда, хоть сколько-нибудь достоверно предположить, сколько дней и ночей отделяют нас от Победы и каким огромным, окончательно неизвестным даже несколько десятилетий спустя количеством жизней она будет оплачена… Наверное, вряд ли бы мы поверили в истинность этих ужасающих цифр, будь они названы тогда, и сочли бы это вражеской провокацией…
Учебные полеты сразу же прекратились, на наши самолеты в ускоренном порядке установили бомбодержатели и стрелковое вооружение, после чего инструкторы улетели на них на фронт, прихватив с собой недавно прибывших штурманов и стрелков-радистов, предназначенных для формирования наших экипажей. Таким образом были укомплектованы две полноценные боеспособные эскадрильи. А мы, превратившись в безлошадников, не теряли надежды в ближайшее время получить новые самолеты и последовать за своими старшими товарищами.
Ближайшую пару дней о ситуации, сложившейся на фронте, можно было лишь догадываться, и эта неизвестность порождала нехорошие предчувствия. Но первые сводки новостей оказались еще ужаснее: 28 июня немцы заняли Минск, 1 июля – Ригу, 9-го – Псков и Житомир, а на следующий день начались бои на подступах к Смоленску…
Сердца переполнялись болью, а мысли терялись в бесконечном лабиринте не имевших ответа вопросов. Как могло произойти такое? Когда же наконец остановят проклятых захватчиков? Тем не менее моральный эффект от этих известий оказался совершенно противоположным тому, на который рассчитывали нацистские идеологи, – сокрушительным поражениям начала войны совершенно не удалось поколебать нашу уверенность в своей Победе. Даже в самые тяжелые дни, когда немецкие офицеры рассматривали в бинокли окраины Москвы, эта вера ни на мгновение не угасала в наших сердцах.
И каждый делал для Победы все, что только мог. Военкоматы были буквально атакованы добровольцами, требовавшими отправки на фронт. Непригодные к строевой службе записывались в ополчение или помогали возводить на пути врага оборонительные сооружения. Даже дети становились к станкам, чтобы заменить своих отцов и братьев, ушедших на войну…