Нарцисс в цепях - стр. 67

– Но я же жива, – сказала я, и это прозвучало почти глупо.

– А как ты объяснишь, что за несколько дней залечила раны, от которых тебе полагалось бы умереть?

Она выпрямилась и закинула полотенце на плечо, не потрудившись прикрыть хотя бы дюйм своего тела.

– Я не хочу, чтобы он сидел в тюрьме за то, чего не делал, – сказала я.

– Если ты сегодня туда пойдешь, полицейские захотят узнать, как это ты вылечилась. И что ты им скажешь?

Она смотрела прямо на меня, так прямо, что мне хотелось поежиться.

– Ты говоришь со мной как с ликантропом, который скрывает свою суть. Я не оборотень, Черри.

Она опустила глаза, чтобы не смотреть в мои. Вот точно так они переглянулись там, в комнате, когда я очнулась. Я взяла ее за подбородок (для этого пришлось поднять руку повыше).

– Так. Чего вы мне не сказали?

Из-за двери прозвучал мужской голос:

– Прошу прощения, мог бы я войти и помыться?

Это был Мика. Я думала бежать без оглядки, как только еще раз его увижу, но что-то в глазах Черри заставило меня остановиться. Страх. И еще что-то, чего я до конца не поняла.

– Одну минуту! – крикнула я. И обратилась к Черри: – Черри, расскажи. Что бы оно ни было, скажи мне.

Она затрясла головой. Боится, но чего?

– Ты меня боишься? – Я не смогла скрыть удивления.

Она кивнула и снова опустила глаза, чтобы не встречаться со мной взглядом.

– Я никому из вас не причиню вреда. Никогда.

– Но за такое можешь, – прошептала она.

Я схватила ее за руку:

– А ну-ка, рассказывай.

Она открыла рот, закрыла и повернулась к двери за миг до того, как вошел Мика Каллахан, будто она услышала его раньше, чем я. Он был по-прежнему гол. Я думала, что смущусь, но нет. Как-то я предчувствовала, что мне не понравится, если я узнаю, что скрывает от меня Черри.

Мика уже причесался. Да, волосы курчавые, а не волнистые. Кудри тугие, но не мелкие. Цвет – оттенок темно-темно-каштанового, почти черного, какой бывает у тех, кто в детстве блондин, а потом темнеет. Кудри спадали чуть ниже плеч, и я, проследив за ними, остановилась взглядом на груди. И быстро подняла глаза, чтобы вернуться к лицу. Глаза в глаза – вот в чем дело. Я начала смущаться.

– Я тебе сказала, что через минуту выйду.

Голос мой прозвучал сердито, и я была рада этому. А то, что при этом я прижимала к телу полотенце, – так это случайное совпадение.

– Я слышал, – ответил он безразличным голосом и с безразличным лицом. Не настолько пустым, насколько бывает у вампиров – они здесь чемпионы. Но он пытался.

– Тогда подожди за дверью, пока мы кончим.

– Черри тебя боится, – сказал он.

Я мрачно посмотрела на него, потом на нее:

– Боже мой, почему?

Черри посмотрела на него, и он слегка кивнул. Она отодвинулась от меня к двери. Из душевой не вышла, но отошла от меня как можно дальше.

– Что за чертовщина тут творится? – спросила я.

Мика стоял от меня футах в четырех – близко, но не слишком. Теперь лучше были видны его глаза, и они были ну очень человеческими. Сразу было заметно, что они не шли к этому лицу.

– Она боится, что ты убьешь гонца с дурными вестями, – сказал он тихим голосом.

– Слушай, надоели мне эти танцы вокруг да около. Выкладывай.

Он кивнул и поморщился, как от боли.

– Кажется, врачи думают, что ты заразилась ликантропией.

Я покачала головой:

– Змеиная ликантропия истинной ликантропией не является. Змеелюди либо заколдованы ведьмой, либо наследуют это свойство, как лебедины. – Это напомнило мне о женщинах, прикованных в комнате мечей. – Кстати, что случилось с этими лебединками, когда мы ушли?