Наложница Короля - стр. 8
- Я разузнаю, я все разузнаю, старая Этель, - бормотал Кристиан, покидая купальню и отираясь белыми простынями, - я заставлю тебя вернуть мне Зверя!
Неторопливо отодвинул он ширму, отгораживающую его купальню от спальни, так же неторопливо вышел, вглядываясь в полумрак, которые еле-еле разгоняли горящие свечи. Влага блестела на его широкой, мощной спине, на груди, поросшей золотыми курчавыми волосами, узкой дорожкой сбегающей по мускулистому животу до самого паха. Плечи его были широки и сильны, на руках под смуглой кожей перекатывались крепкие мышцы, и девушка, лежащая в постели, чуть ахнула, приподняв голову и уставившись на своего нового господина. Она никогда ранее не видела настолько красивого мужчину, и ей показалось, что среди ночи вдруг солнце взошло.
- Не видела никогда голого человека? Как же тебя любил твой Король?
Кристиан неторопливо прошел к постели и остановился, восхищенно цокая языком.
Девушка, покорно лежащая на белоснежных простынях с разведенными ногами, была прекрасна и совершенна, словно отлита из прозрачного розоватового фарфора. Восхитительная грудь испуганно вздымалась, остренькие соски красными пятнышками темнели на ней. Подрагивающий животик был округлым, мягким, лишенный растительности лобок меж покорно разведенными длинными стройными ножками восхитительно гладкий, нежный на один только взгляд.
И эти алые шелковые волосы, рассыпавшиеся по подушке! От одного взгляда на нее Кристиан чувствовал в своем сердце желание все бросить, забыть Зверя (сам виноват, коли позволил себя вокруг пальца обвести какой-то старухе!) и уехать, забрав красавицу с собой. Такую хочется держать при себе, никому не давать да что там давать – и показывать не хочется! Это мечта, не девушка. И всем бы она была хороша, если б не плакала. А она рыдала, тихо глотая слезы и обмирая от страха, готовая к самому худшему, покорно лежа в позе, какой ее учили – для того, чтобы любить своего Короля. И любого, кого он прикажет любить.
- Ну, не плачь, - повторил в который раз Кристиан, забираясь в постель и положив руку на ее вздрагивающую грудь. – Не плачь, я не сделаю тебе больно. Дай посмотреть на тебя, дай полюбоваться тобой, голубка. Как же ты хороша, как хороша… Да ты же вся замерзла, глупенькое дитя. Дай я согрею тебя.
Он неторопливо развел в стороны ее руки, до того стыдливо прижатые к телу, и огладил их – неторопливо, накрывая всею ладонью, от подмышки до кончиков пальцев. Затем так же долго и любовно гладил все ее тело, накрывая ладонями, словно хотел не только согреть его, но и стереть с ее кожи липкий страх. Гладил грудь и животик, ладонью осторожно и мягко скользнул меж разведенных ног, обнимал крутые бедра.
- Ладная, - шептал он, сжимая ладонями по очереди каждую ее ножку и глада, гладя, - ох, какая ладная… Ягодами пахнешь, сладкая… чистая…
Эти неторопливые движения, эти безыскусные ласки возымели чудесное действие. Девушка словно успокоилась, ее рваное дыхание выровнялось, слезы перестали течь из ее темных испуганных глаз, и Кристиан, обласкав даже крохотные ступни, почувствовав, как те становятся в его ладонях теплыми и мягкими, накрыл девушку теплой мягкой шкурой, укутал, как ребенка, и завалился рядом – так, что затрещала старая деревянная кровать.