Надежда - стр. 103

Девочки отнеслись к «домашней» настороженно. Некоторые почувствовали себя несчастным. Мы считали, что живем нормальной жизнью. Нам в голову не приходило, что наши воспитатели идут после работы домой к семье, моют полы, стирают, имеют своих детей.

Мы старались не разговаривать с новенькой. Ее нечаянно брошенные слова: «Мама купила, папа сделал», – ранили нас. Раньше было хорошо. Все были равные. Относились к нам одинаково. И на душе было спокойно. Я загрустила. Не подумали взрослые, посылая «домашнюю» (ее звали Мила) учиться с нами. Она теперь каждый день будет напоминать о том, кто мы?

Присмотревшись, я поняла, что Мила тоже «не в своей тарелке», не смотрит в глаза, сдержанная, напряженная. Ей, наверное, тоже нелегко?

ПЕРВАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА

Моя учительница – седая, но не старая, высокая, прямая, черты лица мелкие. Говорит спокойным голосом. Глубоко запавшие глаза смотрят сухо, без эмоций. В походке, в повороте головы чувствуется достоинство. Не улыбается.

Ее внешность не удивила меня. Ведь именно так и должна выглядеть учительница! Относится она ко всем одинаково хорошо. Когда мы выходим на улицу, Анна Ивановна обязательно проверяет, застегнута ли у нас одежда, есть ли веревочки на шапках. В плохую погоду провожает нас в детдом, старательно обходя лужи и грязь, или разрешает сидеть в классе, пока дождь не закончится, а сама в это время проверяет тетрадки в дальнем углу класса. Мы сидим тихо.

Ее слова для нас – закон. Раньше девочки часто называли друг друга дурами. Как-то я услышала в коридоре грустный голос учительницы:

– Нельзя человеку часто говорить «дурак», а то он может в это поверить. Не забывайте себя ставить на место другого. Думайте: понравилось бы вам то, что собираетесь сделать товарищу?

Нотаций она не читает, а просто разговаривает с нами. И при случае говорит:

– Не докладывайте мне друг на друга, учитесь мелкие проблемы решать сами. Не получится, – тогда обращайтесь. Жалейте друг друга, не ссорьтесь по пустякам.

А когда Анна Ивановна внимательно смотрит на какую-то девочку, мне кажется, что она читает ее мысли. Достаточно ей только глянуть в сторону расшалившейся ученицы и та сразу утихает. Мне не хочется баловаться на уроках. Я боюсь обидеть учительницу.

И все-таки в ней есть что-то непонятное. Тайное. Иногда кажется, что Анна Ивановна просто боится много говорить. Часто она задумчиво сидит у окна, ее плечи опущены. Она будто ничего не слышит. А недавно я остановилась в коридоре у портрета Сталина и спросила у Анны Ивановны:

– Он тоже был маленьким?

– Да.

– А как его звала мама?

Учительница зачем-то оглянулась по сторонам, наклонилась к моему уху и тихо сказала:

– Наверное, Еся. Только ты никому не говори. Поняла?

– Конечно, – ответила я и отчего-то разволновалась.

«Может быть, у Анны Ивановны было много горя, и наши маленькие неприятности совсем расстроят ее, и она заболеет? Вот недавно в коридоре услышала, как она говорила с техничкой о каком-то «тайном трауре в каждой второй семье». Вдруг я больше не увижу учительницу?» – переживаю я.

На занятиях я впитываю все, чему она учит. Мне нравится ее слушать, поэтому прихожу на все дополнительные занятия, хотя меня не заставляют. Мне хорошо с учительницей. Намного лучше, чем в комнате с девочками.

УРОКИ

Учиться в школе легко. Стоит кому-то на самоподготовке сделать арифметику, – все у него переписывают. Когда мне хочется скорее пойти погулять, я тоже списываю. Первый раз стыдно было. Но успокоила себя тем, что для меня задачки и примеры – не проблема. Делать уроки детям разных классов в одной комнате очень сложно. Шум, гам – не сосредоточишься. Устные стала учить в парке. Брожу одна и пересказываю прочитанное в классе. Потом начинаю мечтать, как бывало в деревенском детдоме.