Надежда Дурова - стр. 21
В произведениях Надежды Андреевны есть множество ссылок на мифы Древней Греции. Она упоминает также разных персонажей из истории древнего Египта, Греции, Рима, средневековой Европы. Судя по всему, очень хорошо знала она западноевропейскую и русскую литературу как современную ей, так и книги более ранних эпох. В годы молодости ее любимым поэтом был Василий Андреевич Жуковский (1783–1852), с которым она впоследствии познакомилась лично и часто бывала в его доме в Санкт-Петербурге, когда приезжала туда в 1817–1821 и в 1836–1841 годах.
О том, что «кавалерист-девица» отлично танцевала, пишет в своих мемуарах генерал-майор М.М. Ребелинский, встречавшийся с ней в Уфе в конце 20-х – начале 30-х годов XIX столетия:
«В то время, когда я… с нею познакомился, ей было уже лет 45, но она была здорова, весела и не отказывалась ни от каких удовольствий, и на вечерах, как говорится, плясала до упаду. В манерах ее проглядывало ухарство – принадлежность всех кавалеристов того времени. В отставном гусарском мундире или в черном фраке она страшно стучала каблуками в мазурке, лихо становилась на колено и выделывала всякие другие штучки во вкусе лучших танцоров Александровской эпохи…»[39] Мазурка действительно была очень модным танцем на балах начала XIX века. Об этом сообщает Д.В. Давыдов: «В 1804 году судьба, управляющая людьми, или люди, направляющие ее ударами, принудили повесу нашего выйти в Белорусский гусарский полк… Молодой гусарский ротмистр закрутил усы, покачнул кивер на ухо, затянулся, натянулся и пустился плясать мазурку до упаду». Корнет Малороссийского кирасирского полка И.Р. фон Дрейлинг вспоминает о периоде 1811–1812 годов: «Всю зиму и осень мы провели очень весело. Во всех дворянских семьях наперерыв давались рауты, за ними следовали вечера и балы, на которых мы старались превзойти друг друга в мазурке…»
После того как в 1836 году книга «Кавалерист-девица. Происшествие в России» быстро разошлась в продаже, принеся автору большой успех и заслуженное признание, Дурова решила написать «Добавление к „Кавалерист-девице“», озаглавив его «Некоторые черты из детских лет». В этом произведении она много внимания уделяла Алкиду, своей первой верховой лошади. Судя по описаниям, Алкид был единственным другом юной Надежды. Не у матери и не у отца она искала утешения в трудную минуту, а уходила на конюшню:
«Я побежала к Алкиду, обняла его шею, положила голову на гриву, и ручьи слез брызгами скатывались с нее к его копытам. Добрая лошадь круто поворачивала голову свою, чтоб приблизить морду к моему лицу; она нюхала меня с каким-то беспокойством, била копытом в землю, опять приставляла морду свою к моей голове и трогала верхнею губою мои волосы и щеки; ржала тихонько и наконец стала лизать мне все лицо!.. Видимое беспокойство моего коня, моего будущего товарища, утишило печаль мою, я перестала плакать и стала ласкать и гладить Алкида, целовать его морду и говорить с ним, как то я делала с первого дня, как только батюшка купил его»[40].
Надежда Андреевна называет Алкида «черкесским жеребцом». Иногда встречается и другое написание этого слова: «черкасские лошади». По некоторым данным, эта порода была широко распространена на Украине, на юге России (Новороссийская губерния), на Кавказе в XVIII–XIX веках. Она возникла в процессе многовекового скрещивания местных южнорусских пород с восточными лошадьми, которых добывали в военных походах в Турцию украинские и русские казаки. В XIX веке поголовье черкесских лошадей было весьма значительным. Их выращивали на конных заводах в Херсонской и Таврической губерниях, на Кубани для пополнения конского состава русской легкой кавалерии (гусарские, уланские и казачьи полки). В начале XX века эта порода как самостоятельная уже исчезла