Над Тиссой (сборник) - стр. 32
6
На вечерней заре со стороны карпатских хребтов резко потянуло холодом, и теплая тисская долина стала постепенно наполняться влажным туманом. К наступлению темноты его густые и тяжелые волны вышли из берегов многоводной Тиссы, перевалили дамбы, затопили виноградники, сады, пограничные знаки и ориентиры. Если бы не горы, почти вплотную подступающие к границе, тисский туман разлился бы по всей земле Закарпатья.
Перешагнув порог казармы, Каблуков и Степанов сейчас же окунулись в белую сырую мглу.
Пройдя несколько шагов по хрустящей гравийной дорожке, по направлению к реке, Каблуков остановился, посмотрел на огни заставы, приманчиво маячившие в тумане. Последний раз Каблуков видит свою родную заставу ночью. Вернется из наряда уже утром, наскоро соберет свои солдатские пожитки и отправится в Явор, а оттуда – в Москву и дальше, к Белому морю.
Погранзастава!.. Изо дня в день, из недели в неделю, из года в год погранзастава требовала от тебя тяжелого, опасного труда, и все же ты любил ее. Она – колыбель твоей мужественной юности. Сюда ты пришел с ковыльным пушком на щеках, любящий жизнь, но не познавший еще удач и неудач, не вооруженный личным опытом жизни. Вспомни первые свои пограничные ночи. Какими длинными казались они, как часто ощущал ты тревогу и неуверенность. И как ты спокоен, хладнокровен теперь. На заставе ты жил исключительно тем, что ждал, искал, выслеживал, преследовал и уничтожал, если он не сдавался, лютого врага твоей Родины – нарушителя границы. Но эта глубокая сосредоточенность нисколько не ограничивала твое восприятие жизни. Наоборот. Твоя постоянная готовность к борьбе, к подвигу, испытания, которым ты подвергался повседневно, беспрестанное воспитание воли и острая бдительность, привычка к ответственности за свои решения и действия – все это стало твоей большой жизнью. Куда ты ни попадешь после пограничной службы, всюду твоим верным помощником и мудрым советчиком будет опыт, накопленный на заставе. Многое сотрется в твоей памяти, но сравнительно недолгий период жизни на границе останется вечно свежим. И ты будешь о нем рассказывать сыновьям и внукам…
– Ну и погодка! – пробормотал Каблуков. Он достал из кармана куртки тонко сплетенную веревку, протянул один ее конец Степанову. – Держи! Ясно, зачем нам эта веревка?
Степанов чуть было не откликнулся одним уверенный словом «ясно». Он вовремя сдержался, чтобы не огорчить ефрейтора, которому, как он чувствовал, хотелось погордиться своим большим опытом, поучить молодого пограничника. Пусть учит, пусть гордится.
– А зачем она, эта веревка? – спросил Степанов.
Каблуков охотно и пространно объяснил. При такой плохой видимости, как сегодня, пограничный наряд должен надеяться главным образом на свой слух. Если пограничники будут идти по дозорной тропке рядом или на близком расстоянии, то они не услышат, что делается на границе: шаги друг друга помешают. Как же в таком случае двигаться? Рассредоточенно. Это надо сделать еще и потому, что в туманной мгле можно лицом к лицу столкнуться с врагом, невольно подставить себя под его пули – одной очередью нарушитель может уничтожить наряд. Но, рассредоточившись в тумане, дозорные теряют необходимую зрительную связь. Вот тут-то и пригодится веревка, как средство сигнальной связи: дернул за конец один раз – «Вперед!», дважды – «Назад!», трижды – «Стой! Внимание!»