Над Тиссой (сборник) - стр. 31

Шапошников испытующим взглядом с ног до головы осмотрел пограничников, проверил оружие, патроны, снаряжение, телефонную трубку. Особое внимание уделил ракетному пистолету – все ли положенные цвета ракет в наличии? И, наконец, убедившись, что пограничники имели индивидуальные медицинские пакеты, фляги с водой и электрический фонарь, Шапошников отдал боевой приказ. Генерал стоял в отдалении, приняв положение «смирно».

Пограничники выслушали капитана. Потом старший из них, Каблуков, слово в слово повторил приказ: как и куда они должны двинуться, с какими предосторожностями, что делать в случае обнаружения нарушителя. В юношеском голосе Каблукова ясно звучали торжественные приказные интонации начальника заставы.

Много раз Громада отдавал сам и слушал приказ на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. И всякий раз, было ли это на сопках у озера Хасан или на берегу Тихого океана, на Днестре или Черноморье, всегда в такие моменты волновался.

Когда пограничники удалились, Громада подошел к капитану:

– Вы всегда так отдаете приказ?

– Всегда, товарищ генерал, – Шапошников вопросительно взглянул на Громаду.

– Правильно делаете! Отдача приказа на охрану государственной границы – это один из самых торжественных моментов пограничной службы. Командир в подобных случаях должен говорить так, чтобы его слова западали в сердце солдата. И тогда вот эти овражки, эти дороги, это кривое дерево, эта тропинка не забудутся и через двадцать лет.

Громада положил руку на ящик, закрыл глаза, и пальцы его осторожно ощупывали макет: углубление, возвышенность, дорогу, берег реки, отдельное дерево.

– Я мог бы вот так, с закрытыми глазами, пройти всюду, где охранял границу. Сотни километров. По берегу океана. По тайге. В горах. А знали бы вы, какой была граница тридцать лет назад! Проволочное заграждение в одну нитку – и то редкость. Для связи с соседней заставой конного посыльного направляли. А одеты как были? Ботинок моего размера, помню, не нашлось в цейхгаузе, и мне пришлось надеть молдаванские постолы из сыромятной кожи. Обмундирование было тоже не по росту. Но все равно, шпионов мы топили в Днестре, истребляли на земле, брали живьем… Как поживает Смолярчук? – спросил Громада, круто меняя разговор.

– Все в порядке, товарищ генерал.

– Не зазнается больше?

Хотя Громада смягчил свой вопрос улыбкой, все же это была не просто шутка. С тех пор как Смолярчук стал знаменитым, он отрастил себе волосы подлиннее и пышные усы, чтобы не бросалась людям в глаза молодость, которой Смолярчук пока еще тяготился.

К счастью, «зазнайство» Смолярчука тем и ограничивалось. Как только старшина выходил на границу, он становился тем Смолярчуком, какого правительство удостоило орденом Ленина, а народ – большой славой.

– Старшина Смолярчук начисто сбрил свои усы, – сказал капитан.

– Результат вашей воспитательной работы? – спросил генерал.

Глаза Шапошникова весело блеснули:

– Во взаимодействии с Аленой.

– Ах, вот оно что…

…Через час, когда генерал Громада ужинал в солдатской столовой, открылась дверь и на пороге вырос дежурный по заставе. Лицо его было решительным, властным.

– В ружье! – скомандовал он.

Все пограничники выскочили из-за столов, бросились на улицу.

Генерал Громада спросил себя: «Не тот ли, главный, пожаловал?»